Читаем Уильям Шекспир — образы меры, добродетели и порока полностью

Уильям Шекспир — образы меры, добродетели и порока

Александр Сергеевич Комаров

Enter Friar Lawrence alone, with a basket.

FRIAR LAWRENCE

The grey-ey'd morn smiles on the frowning night,

Check'ring the Eastern clouds with streaks of light,

And fleckled darkness like a drunkard reels

From forth day's path and Titan's fiery wheels.

Now ere the sun advance his burning eye,

The day to cheer and night's dank dew to dry,

I must up-fill this osier cage of ours

With baleful weeds and precious-juiced flowers.

The earth that's nature's mother is her tomb;

What is her burying grave, that is her womb;

And from her womb children of diverse kind

We sucking on her natural bosom find:

Many for many virtues excellent,

None but for some, and yet all different.

O, mickle is the powerful grace that lies

In plants, herbs, stones, and their true qualities;

For nought so vile that on the earth doth live

But to the earth some special good doth give;

Nor aught so good but, strain'd from that fair use,

Revolts from true birth, stumbling on abuse.

Virtue itself turns vice, being misapplied,

And vice sometime by action dignified.

Enter Romeo.

Within the infant rind of this weak flower

Poison hath residence and medicine power;

For this, being smelt, with that part cheers each part,

Being tasted, stays all senses with the heart.

Two such opposed kings encamp them still

In man as well as herbs, grace and rude will;

And where the worser is predominant,

Full soon the canker death eats up that plant.

ROMEO

Good morrow, father.

William Shakespeare «Romeo and Juliet», Act II, Scene III, line 1—31.

Келья брата Лоуренса.

(Монах Лоуренс; Ромео)

Входит монах Лоуренс один, с корзиной.

МОНАХ ЛОУРЕНС

Сероглазое утро улыбнувшись нахмуренной ночи,

Посмотрит на кольцо Востока облаков с полосами света,

И конопатая тьма, словно пьяница раскачивается

Из четвёртого дня пути и огненных колёс Титана.

Ныне, прежде чем солнце продвинет его прожигающий глаз,

День приветствуя, и промозглой ночи росе дав просохнуть,

Я должен наполнить эту ивовую клетку нашу

С мрачными сорняками и драгоценно сочными цветами.

Земля, что есть природы мать — её надгробие;

Что погребальная её могила, то есть её утроба;

И из её чрева дети разнообразного вида

Мы сосём от её природного лона и находим:

Многие из многих добродетелей превосходно,

Ничто, но зато для некоторых, и все же все разные.

О, большое количество — мощная благодать, что пролегла

В растениях, травах, камнях и истинных качествах их;

Ибо ничто столь мерзкое, что на земле живёт

Но зато земле даёт некое особенное благо;

Ни что-нибудь так хорошо, но напрягалось от этого доброго пользования,

Бунтуя от истинного рождения, споткнувшись на надругательстве.

Добродетель перевернулась сама по себе в порок, неверно употребив,

И порок иногда совершала — действием достойным.

Входит Ромео

Внутри кожуры младенца этого слабого цветка

У яда есть местожительство и лекарственная сила;

Для этого, будь понюханным, в этой роли бодрит каждую часть,

Будь испробованным, все чувства оставит в сердце.

Два таких противоположных короля всё ещё разобьют их лагерь

В человеке, также, как и травах есть благодать и грубая воля;

И если худшее в нём преобладает то,

Вскоре червоточина смерти разъест полностью это растенье.

РОМЕО

Доброе утро, отец.

Уильям Шекспир «Ромео и Джульетта», акт 2, сцена 3, строка 1—31.

(Литературный перевод Свами Ранинанда 04.02.2023).

Даже в первой пьесе Шекспира «Венера и Адонис» опубликованной в 1593 году, нашёл своё место литературный образ «червоточины», но внимательно вчитавшись, можно обнаружить паттерн, применённый неповторимым мастером драматургии:

— Confer!

________________

Original text by William Shakespeare «Venus and Adonis», line 654—660

This sour informer, this bate-breeding spy,

This canker that eats up Love's tender spring,

This carry-tale, dissentious Jealousy,

That sometime true news, sometime false doth bring,

Knocks at my heart and whispers in mine ear

That if I love thee, I thy death should fear

William Shakespeare «Venus and Adonis», line 654—660.

Этот информатор, этот искаженья порождающий шпион,

Эта разъедающая червоточина Любви источник нежный,