Уильям Шекспир сонеты 98, 95, 49. William Shakespeare Sonnets 98, 95, 49

В строках 7-8, повествующий продолжил излагать довольно-таки замысловатую риторическую фигуру в сослагательном наклонении: «Не мог порицать, но зато восхвалял в некотором роде, (притом) называл бы твоё имя, благословляя тебя дурным отзывом».

Конечная цезура строки 7 мной была заполнена присоединительным союзом в скобках «притом», который органично вписался в «шекспировскую» открытую строку, попутно установив рифму строки.

Краткая справка.

Цезура (лат. caesura «срубание»; «рассечение, отсечение, отрубание»): 1. Ритмическая пауза в стихе, разделяющая стих на некоторое количество частей.

2. Граница смысловых частей картины, обозначенная композицией или контрастом цветов, светотеней. В классической греческой и латинской поэзии цезура — это место, где одно слово заканчивается, а следующее начинается в пределах фута. Напротив, соединение слов на конце ступни называется диэрезисом. Некоторые цезуры являются ожидаемыми и представляют собой точку артикуляции между двумя фразами или предложениями. Цезура, также описывается её положением в стихотворной строке: цезура, расположенная рядом с началом строки, называется начальной цезурой, одна в середине строки — медиальной, а одна в конце строки — конечной. Начальная и конечная цезуры редко встречаются в формальном, романтическом и неоклассическом стихах, которые предпочитают медиальные цезуры.

Образ «sport», «забавы» или «утехи» строки 6, вполне можно сопоставить с похожим литературным образом пьесы Шекспира «Отелло» (William Shakespeare «Othello» Act II, Scene I, line 229): — Confer! «When the blood is made dull with the act of sport», «Когда кровь переполнена уныньем с помощью деяний для утех».

— Но, о каких утехах идёт речь в контексте пьесы?

Вполне очевидно, что это могли быть любовные утехи при дворе, в которые входили флирт и адюльтер между придворными аристократами мужского и женского пола. Хотя, в число забав или утех могли входить: пиры, охота, рыцарские турниры, возможно, дуэли и так далее. Осталось только выявить, где пролегает граница между образом жизни в «утехах» удовлетворявших придворных аристократов и многочисленными «прегрешениями» и «пороками», полагаясь на морально-этические установки в повседневном образе жизни!

Третье четверостишие, включающее строки 9-12 представляет собой одно многосложное предложение, которое заканчивается восклицательным знаком.

«Oh what a mansion have those vices got,

Which for their habitation chose out thee,

Where beauties vaile doth cover every blot,

And all things turnes to faire, that eyes can see!» (95, 9-12).

«Ах, какой особняк эти пороки — получили,

Которые для своего обиталища, тебя избравшими были,

Где красота, вуалируя каждое пятно покрывала (зачастую),

И все вещи становятся на свои места, чтоб взор смог узреть!» (95, 9-12).

В строках 9-10, повествующий восклицая сетует на множество пороков, которые избрали юношу в качестве обиталища: «Ах, какой особняк эти пороки — получили, которые для своего обиталища, тебя избравшими были». На первый взгляд могло сложиться впечатление, что поэт, слишком часто и занудно напоминал юноше об его пороках, в то время, когда сердца юных девиц и доступ в спальни прекрасных дам был ему беспрепятственно открыт. Но так ли, это было на самом деле, или же это был всего лишь только литературный приём, либо выпендрёж гения?

Образ «обиталища пороков» строк 9-10, вполне можно сопоставить с очень похожим литературным образом пьесы Шекспира «Ромео и Джульетта» (William Shakespeare «Romeo and Juliet» Act III, Scene II, line 83—85): — Confer! «Was ever book containing such vile matter So fairly bound? O, that deceit should dwell In such a gorgeous palace!», «Была ли когда-либо книга, содержащая подобные мерзкие материалы, так хорошо переплетена? О, дабы обману должно было проживать в столь великолепном дворце!».

Впрочем, приведённый фрагмент пьесы пронизан почти неуловимой, необычайно утончённой иронией присущей только Шекспиру. Как «книга, содержащая подобные мерзкие (то есть порочные) материалы, так хорошо переплетена», что смогла «проживать в столь великолепном дворце!»? Но, как великолепно написано!

В строках 11-12, повествующий бард углубляет тему, однако, строку 12 завершает, опираясь на воззрения стоиков «Об логике»: «Где красота, вуалируя каждое пятно покрывала (зачастую), и все вещи становятся на свои места, чтоб взор смог узреть!».

Конечная цезура строки 11 сонета 95 была мной заполнена неизменяемым наречием в скобках «зачастую», которое разрешило проблему рифмы строки.

В заключительном двустишии, которое обращено непосредственно адресату, повествующий подводя черту вышенаписанному затронул тему «knife evil», «клинка зла», которая по сути являлась одной из производных всеобъемлющего образа «первородного греха». Однако, в медиальной ремарке, что в скобках строки 13 текста оригинала Quarto 1609 года, можно увидеть упоминание об «дорогом сердце», «deare heart» молодой девушки, которая была слишком близка «молодому человеку», адресату сонета.

«Take heed (deare heart) of this large priviledge,