Он бесконечно вносил исправления, множество изменений, дополнений, вычеркиваний, превращая рукописи в настоящий хаос. Использовал гусиное перо. Его рукописи создают впечатление, что он был, говоря словами Уолтера де ла Мара, «скорчившийся, словно червь в коконе, сплетенном из собственных внутренностей, чернила — его нектар, одиночество — его рай, самый изнурительный земной труд одновременно и его радость, его отчаяние, его успокоительное и источник вдохновения». Первую версию он отсылал писцу, затем копия, сделанная писцом, становилась предметом двух слоев редактирования, и только потом окончательный вариант отправлялся к печатнику. Оттуда приходила корректура, и по набранному тексту Коллинз еще разпересматривал текст и отсылал для внесения поправок. Когда сочинение переходило из журнальной версии в книжную, оно подвергалось еще одной правке. У Коллинза был и свой «гектограф» — машина, позволявшая делать копии с оригинала. Он всегда был усердным тружеником, хотя и жаловался на постоянную усталость.
И в последние годы количество усилий и степень сосредоточенности на работе определенно не уменьшились. В начале 1879 года начались выпуски нового романа в журнале
Роман не имел успеха ни у критиков, ни у публики. Его сочли «низким». Коллинз планировал продолжение, но плохие продажи заставили его отказаться от эксперимента, в своей следующей книге он сказал, что «Опавшие листья» достигли «лишь весьма ограниченного класса читателей в Англии». Он надеялся, что издания за шесть шиллингов будут продаваться лучше, но был разочарован. Вероятно, сам предмет повествования оказался слишком рискованным даже для наиболее просвещенных викторианских читателей.
На самом деле это один из его наиболее амбициозных и полемических романов, в котором он бросает вызов тому, что называет «демонстративной моралью» современников. Во многих сочинениях Коллинз ставил под сомнение то, что можно назвать маскулинными структурами общества: он дразнил чопорных викторианцев, прямо указывая на сексуальную двойственность персонажей, насмехался над нелепым культом мужественности, гневно осуждал чрезмерные имущественные права мужа, установленные в ущерб правам жены. «Этот мир труден для женщин, — говорит один из персонажей “Опавших листьев”, - и права собственности — чертовски серьезная и скверная причина для этого». Викторианский уклад жизни оценивается в романе как «обман» и «маскарад», и возникает ощутимое, хотя и невысказанное подозрение, что другие аспекты жизни общества XIX века не менее иллюзорны и фальшивы. Как горько звучит фраза из романа: «Мужчины устроили это так». Коллинз был не одинок в своем походе в защиту женских прав. В середине века социальная зависимость женщин обсуждалась уже весьма активно, многие стали говорить об этом как о «системе», требующей осмысления и пересмотра.
Бросая вызов этому составленному мужчинами общественному соглашению, Коллинз делает своих героинь независимыми и самостоятельно мыслящими, способными восстать против традиционных ролей. Он продолжает осуждать мужчин, которые, как в романе «Муж и жена», «страстно увлечены конными скачками, атлетическим спортом, курением трубок, пивом, бильярдом и ставками. Они все глубоко невежественны во всем другом, что только есть в мире».