Uilyams Diokletian-Restavrator-Rimskoy-imperii.633425 - Неизвестный

Полное собрание рескриптов за два года активной деятельности — 293-й и 294-й — было опубликовано как Кодекс Гермогениана. С помощью своего секретаря Диоклетиан намеревался одновременно установить стандарты права и придать этим интерпретациям определенную законченность. Поскольку похожие проблемы возникали вновь и вновь, это произведение должно было служить авторитетным источником для принятия решений, который мог избавить наместников (и императоров) от рутинной работы, а заодно защитить основные положения закона от размывания постоянными новыми толкованиями. Римское право станет достоянием всех граждан империи. Как и его предшественники, Сулла и Цезарь, Диоклетиан наметил полную кодификацию основного корпуса норм и законов, который впоследствии должен был претерпевать лишь незначительные изменения и перестать быть исключительной собственностью законников. Это был идеал, который возникнет в V, а затем еще раз в VI веке, когда проект всеобъемлющего свода законов получит завершение. Значительные фрагменты кодексов Грегориана и Гермогениана вошли в Кодекс Юстиниана, обнародованный в 529 году; вместе с Диге-стами 533 года он остается самым исчерпывающим памятником римской правовой мысли и основным вкладом в европейскую цивилизацию.

Итак, пока Диоклетиан планомерно распространял контроль императорской власти на все аспекты жизни империи и возвышал позицию императора от принцепса до государя, он одновременно укреплял фундамент римского права и способствовал воспитанию уважения к нему- Многочисленные рескрипты подтверждают принцип, глубоко укорененный в традициях политической жизни Рима, что никто, включая императора, не может стоять выше закона. Эдикт V века прямо заявляет: «Истина в том, что наша власть зависит от власти закона. Власть, подчиненная закону, значит больше, чем просто власть императора».¹²

В сознании современного человека абсолютизм легко соединяется с деспотией и даже тоталитаризмом. Новая монархия была открыто абсолютистской, но отнюдь не деспотической. Внешне она во многом напоминала восточные монархии, но была очень далека от азиатских деспотий, столь презираемых римлянами, где (как они считали) личные права человека не имели никакой силы, и каждый подданный, как высокого, так и низкого звания, был всего лишь рабом царя, и его имущество и безопасность целиком зависели от прихотей владыки. С точки зрения римлян, над ними стоял единый монарх, но они по-прежнему были свободными гражданами, находящимися под защитой права. Свод законов и дух законности (ius) существовали независимо от воли императора; практика их применения ограничивала его способы управления государством и объем его власти. Но это было скрытое, инертное ограничение. Невозможна была ситуация, в которой закон был бы признан «неконституционным». Но поскольку перемены были исключением из общего свода, они должны были быть хотя бы в малой степени согласованы с существующими законами, точно так же, как для него требовалось компетентное толкование. (Византийский кодекс твердо заявляет, что рескрипты императора должны хотя бы не противоречить существующим законам.)¹³ Что касается императорских эдиктов, то они должны были в значительной степени совпадать с существующими законами, хотя бы потому, что не существовало способа объявить недействительными прежние законы, за исключением damnatio. Эдикт мог заменить ранее существовавший закон, по крайней мере до конца жизни императора, но не мог полностью его аннулировать. Эдикты действовали не как подробные указания, но как общие изъявления императорской воли, которые наместники должны были приспосабливать к конкретным обстоятельствам. Следовательно, эдикт, который был неприменим, крайне непопулярен или прямо противоречил установленному закону, размывался прямо пропорционально расстоянию до места пребывания императора.