Уйми бурю (СИ)

Близко настолько, что еще больше некуда. Близко, глядя друг на друга, выхватывая отдельные элементы лиц. Фокусируясь то на крыльях носа, то на кончиках губ, то на движениях ресниц.

Близко… Тор не спешит отвечать на вопрос, а тот, что задал его, кажется, и вовсе уже забыл.

Не целуются, просто раскрытыми ртами дышат. Одним воздухом, деля вздохи на двоих. Просто близко до одури, просто друг другом.

И это страшнее огненных глаз Суртура или мечей Хель. Хотя бы потому, что не перерубить секирой, не снести венец. Не избавиться.

Тор и вовсе словно пьян и все еще не осознает. Что Локи верхом на нем, так близко, что всего, не поднимая рук, ощутить можно. Что поздно запрещать друг другу что-либо. Что поздно думать о поцелуях как о чем-то неправильном и дурном.

Дико, до дрожи и судорог. Дико и как не молниями, но огнем.

Неправильно, но что с того, если поздно теперь? Что теперь, если один умирал трижды, а последнего из этих трех не пережил именно Тор?

Смелее, линиями по синеватой коже. Смелее, отпустив ладони, что все время в плену были. Смелее широкой пятерней за спину и, совсем как Локи, вниз, считая позвонки. До поясницы.

Дальше смазано все. Дальше голова кругом от запаха и, кажется, будто привкуса озона. Дальше то самое, в чем привыкли вариться безумцы.

Дальше… Тор целует его сам.

Целует почти целомудренно, если упустить обстоятельства и то, кем они приходятся друг другу. Целует одними губами лишь, сухо и почти по-детски.

Запускает пятерню во встрепанные черные волосы, путается в них и тащит на себя. Тащит, и тут же кольцо рук смыкается на плечах.

Вот теперь – все.

Ни назад, ни ближе. Между и лезвие ножа не пройдет.

Лбом ко лбу и пылающей, ничем не защищенной от прикосновений кожей к коже.

И как же Тору страшно. Страшно перешагнуть грань, что размыта до крайности, и вместе с этим страшно ее не переступить. Не довести все до точки невозвращения. Не сохранить. Не оставить Локи себе.

От последнего, от одной только мысли, пальцы сами в кулак, хватка сильнее.

Грозовой раскат.

Локи смеется почти что в его приоткрытый рот. Локи смеется и, запрокинув голову, как зверь подставляет беззащитное, слабое горло.

Подставляет под колкую щетину и зубы.

Хочешь, мол, давай, сожми тоже. Хочешь – задуши меня или загрызи.

Только хочешь ли?.. Этого, а не другого?

Тор едва ли в себе, когда послушно к дернувшемуся бледному кадыку тянется и почти невесомо касается его языком. Пробует, пытается собрать в одно все, что в этот момент чувствует, и в следующий раз губами уже ведет.

Вверх, до линии острой челюсти.

Вверх, сухо, без языка или попытки ухватить и перекатить тонкую кожу между зубами. Не желая причинять боль.

А вот Локи желает, и очень даже. Локи, который отмирает, когда понимает, что вот оно, сожжен последний мост, и больше не медлит.

Локи, который, высвободив ладонь, что почти невинно сжимала другую, небрежно уложенную на широкие плечи, ведет ею вниз. Чуть отодвигается, движением бедер перенеся всю тяжесть тела назад.

Упирается ладонью в твердую грудь, давит на нее, увеличивая промежуток между ними, и пальцами, царапая и словно вспухающими розовыми линиями по торсу рисуя, спускается ниже.

Очерчивает проступающие мышцы напряженного живота и, не отклоняясь от курса, не прекращая движения, глядит прямо Тору в глаза. Напрямую, да так тяжело, что не выходит даже моргать.

Напрямую, и радужки, кажется, вовсе нет. Все затопил блестящий расплывшийся зрачок. Сплошное черное.

Масляное, притягательное и бездонное.

И Тор покорно тонет в чужих глазах. Тор, что если и вздрагивает, когда тонкие, нагревшиеся от тепла тела пальцы обхватывают его член, то совсем едва.

Почти неощутимо.

Едва скользнувшей по мышцам судорогой. Не опускает взгляда. Только на Локи. Только ему в глаза.

Только на Локи, что смотрит так же внимательно и даже чуть склоняет голову набок. Прежде чем обхватить крепче и с силой сжать пальцы.

Тор не сдерживается и, скривившись, шипит.

Боль тупая и отвратительная, не столь сильная, что ему доводилось ощущать, но унизительная.

– Больно тебе? – Тон Локи сейчас – это тон естествоиспытателя, пропускающего через подопытного разночастотный ток. Тон Локи сейчас – это тон почти что вздернутого, который, несмотря ни на что, продолжает язвить своему вынужденному палачу. – Так мне будет больнее.

Тор пытается его остановить. Первые несколько секунд.

Перехватывает за запястье, а второй ладонью, что все еще в темных волосах, давит вниз, мешая привстать, упираясь коленями в матрац.

Но Локи расчетливый и хитрый, как сам черт. Локи просто подается вперед, бодает Тора лбом и прижимается ртом к его.

И на этот раз по-настоящему все. Кусаче и с языком. Сумбурно, сбито и сталкиваясь зубами.

Сумбурно, неловко местами и мокро.

Борьбой больше, чем поцелуем.

Тор не знает, что заставляет кровать под ним дрожать: то, что вот это тяжело дышащее, растрепанное создание, которое вгрызается в него, как голодный упырь, – это вечно отстраненный, чопорный Локи, или то, что сам Тор тоже может быть таким.

Может позволить себе это и не покалечить другую, или же другого.