Уинстон Черчилль

Во-вторых, несвоевременное и непродуманное возвращение фунта к золотому стандарту едва не привело к краху экономики. Кроме того, Уинстону не удалось примирить бастующих шахтеров с предпринимателями в 1926-м. Кризис мировой экономики и биржевой крах 1929 года довершили дело. После новых перестановок в кабинете Черчилля в правительство не пригласили.

«Успех – это умение двигаться от неудачи к неудаче, не теряя энтузиазма» (У. Черчилль)

Следующее десятилетие стало для него «годами пустынного одиночества». По странному совпадению, за эти десять лет Европа семимильными шагами шла к войне. Для Черчилля это было особенно тяжелым испытанием. Видя и понимая, к чему все идет, он не имел никакой реальной власти. Он добросовестно исполнял роль оппозиционера в парламенте, делал громкие заявления, говорил речи, писал письма и записки – но по сравнению с его прежним влиянием это была капля в море.

ЧЕРЧИЛЛЬ ВСЕРЬЕЗ ОПАСАЛСЯ МЕСТИ БОЕВИКОВ ИРА ЗА ЕГО ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПО ПОДАВЛЕНИЮ МЯТЕЖЕЙ В ИРЛАНДИИ. ОДНАЖДЫ ОН ДАЖЕ ОТКАЗАЛСЯ НОЧЕВАТЬ В СОБСТВЕННОЙ СПАЛЬНЕ, ОТПРАВИЛСЯ НА ЧЕРДАК, ЗАКРЫЛ ДВЕРЬ МЕТАЛЛИЧЕСКИМ ЩИТОМ, ПОЛОЖИЛ В ИЗГОЛОВЬЕ ПИСТОЛЕТ И ЛИШЬ ТОГДА СУМЕЛ УСНУТЬ

Потеряв работу в правительстве, он с головой ушел в литературное творчество. Писательство всегда было для него чем-то сродни планированию военной операции: для книги требуется подготовить основу, собрать материал, а затем дойти до заключения, не растеряв первоначального замысла. Он писал всегда, но самым плодотворным стал для него период между войнами.

Уинстон неоднократно утверждал, что научился управляться с английским языком в школе Хэрроу. Его и других отстающих учеников считали слишком безнадежными, и английский язык казался единственным предметом, который они в состоянии изучить. В итоге Черчилль стал не просто хорошим автором, он тонко чувствовал язык, создавал неологизмы («саммит», «Ближний Восток», «железный занавес») и умел так подобрать слова, чтобы фраза произвела максимальный эффект. Его речи задевали людей за живое и надолго оставались в памяти.

Можно сказать, что он мобилизовал английский язык: и речи, и книги всегда были для него продолжением политики иными средствами, способом убеждения, просвещения и пропаганды. Черчилль никогда не манипулировал читателями и слушателями. Он мог преувеличить какие-то факты ради красного словца, но всегда оставался честен. Пробуждая эмоции, он обращался к светлым сторонам человеческой натуры, даже когда призывал объединить силы в борьбе с врагом.

«Ни один человек не имеет права на лень» (У. Черчилль)

Его ораторский талант в полной мере развернется во время Второй мировой войны. А в начале 1930-х годов он активно читает лекции, путешествуя по всему миру, и пишет, пишет, пишет… В многотомном повествовании под названием «Мировой кризис», посвященном Первой мировой войне, он впервые публикует некоторые документы и с присущим ему юмором рассуждает об истоках и последствиях исторических событий и своей роли в них. Автобиография «Мои ранние годы» приоткрывает новые грани его таланта – это настоящий приключенческий роман, от которого трудно оторваться. «Мальборо: его жизнь и время» представляет читателям Черчилля-историка. Впоследствии он обращается к анализу прошлого в «Великих современниках» и «Истории англоязычных народов». И каждая книга несет отпечаток личности самого Уинстона, его взглядов на жизнь, политику, исторические закономерности и так далее.

Корни необыкновенной плодовитости Черчилля лежали не только в энергичности его характера, но и в творческом методе, который он для себя изобрел. Книги он не писал, а диктовал, причем мог делать это в любое удобное для себя время, например лежа в ванной. Секретарь записывал все сказанное, оформлял в виде бумажного текста и возвращал Черчиллю. Тот перечитывал, вносил правки – и материал можно было отдавать в издательство. Только представьте себе, какой ясностью мысли и внутренней дисциплиной необходимо обладать, чтобы выдавать подобным образом сотни и тысячи страниц!

Биографы подсчитали, что в одном только 1934 году Черчилль написал пятьдесят статей для газет и журналов и произнес более двадцати речей. Нельзя не признать, что «пустынные» годы Уинстона были насыщеннее, чем самые бурные периоды жизни обычных людей.