Черчилль покинул Марракеш в полдень 14 января 1944 года. На линкоре “Король Георг Пятый” он отплыла к берегам Англии. Успехи советских войск под Ленинградом заставили его задуматься над судьбой Прибалтики. “Скоро русские будут владельцами этих территорий и абсолютно ясно, что мы никогда не попытаемся возвратить их. Более того, когда в Тегеране Сталин говорил об удержании восточнопрусской территории к востоку от Кенигсберга, мы ничего не сказали о балтийских государствах, которые в любом случае будут включены в русские владения при любом решении… Мы не можем быть глухими к тому факту, что балтийские государства, а также вопросы Буковины и Бессарабии большей частью разрешились сами в результате побед русских армий. И мы должны учитывать, что русские требования никоим образом не превосходят прежние границы царя, фактически они несколько меньше их”. Премьер выступал перед моряками линкора. Один из них писал домой: “Это как энциклопедия, ты задаешь вопрос, а он выдает ответ… У него не так уж много седых волос и огромные плечи, но вовсе не лицо ребенка, как это кажется на фотографиях… Он пообещал убедить съезд консервативной партии спеть русский гимн”.
В Плимуте, где бросил якорь “Георг Пятый”, Черчилля ждал личный поезд короля. Было мало церемоний, было возвращение домой. На следующий день последовал отчет военному кабинету и ответы на запросы в палате общин. Вспоминает член палаты: “Внезапно все вскочили на ноги и замахали руками, Когда Уинстон, скорее агрессивный, чем скромный, пробрался на свое место, он
весь лучился удовольствием и эмоциями, но стоило ему месть, как две слезы скатились по его щекам. Он неловко вытер их белым платком. Через две минуты он уже отвечал на вопросы… Но когда первая волна воодушевления прошла, он казался несколько бледнее обычного, а голос был не таким энергичным”.
В конце января 1944 года все внимание Черчилля было обращено на высадку союзных войск под командованием английского генерала Александера в Анцио, в Италии. Это была своего рода прелюдия к “Оверлорду”. Черчилль отдавал должное противнику: “Немцы сражаются великолепно. Не думайте, что они уже сокрушены. У них блистательно гибкая штабная работа. Они, импровизируя, создают подразделения из остатков отступивших частей и эти подразделения сражаются так же хорошо, как и свежие части. Я не знаю, как русским удалось разбить основные германские армии”.
Англо-советские отношения достигли своего рода поворотного пункта. Британия была готова признать советское определение восточных границ Польши, но не готова была признать зависимое от Москвы польское правительство. Между январем 1944 и январем 1945 года Черчилль приложил буквально невероятные усилия, чтобы примирить то, что в конечном счете оказалось непримиримым. Советская Армия выходила к Польше, а лондонское правительство, не имея рычагов влияния, отказывалось тем не менее от компромисса, желая невозможного. 7 февраля 1944 года Черчилль сказал польскому премьеру Миколайчику, что “Польша сделала много неверных поворотов в своей истории, но что нынешний грозит оказаться самым фатальным и разрушительным из всех”. Без феноменальных жертв России от Польши не осталось бы и следа. В 1920 году союзники считали справедливой “линию Керзона”, а сейчас поляки получают еще и значительные немецкие территории. Тем, кто видит в британской позиции “новый Мюнхен”, Черчилль напомнил о тогдашней позиции Польши, “вскочившей на спину Чехословакии в момент ее агонии и помогавшей растащить ее на куски”.
16 февраля польская делегация во главе с Миколайчиком пыталась убедить Черчилля возвратить Польше Вильнюс. Премьер ответил, что это невозможно в свете вхождения Литвы в Советский Союз. Тогда Миколайчик стал жаловаться, что, получив Кенигсберг, Польша “будет не только окружена, но и полностью контролируема Россией. Следуя этой логике, сказал Черчилль, южная часть Англии должна быть под французским влиянием. В конце концов, Британия может быть лучше расположена стратегически, но она не больше Польши.
21 февраля Черчилль сделал в палате общин обзор военных действий за последние пять месяцев. Гарольд Николсон отметил, что “он снова выглядит хорошо, но ему мешает кашель. Он не так энергичен, как в 1940 году. Но этого и не нужно. Он прав в том, что избрал более трезвый тон зрелого государственного деятеля”. Главным военным усилием обозреваемого периода Черчилль назвал бомбардировки Германии. С начала войны Британия потеряла 38300 летчиков и десять тысяч самолетов. Но Германия ощутила на себе эффект союзных налетов. Ближайшие цели - Лейпциг и Штутгарт. Эти бомбардировки - основа союзных планов вторжения на континент. “Воздушные силы являются орудием, которое оба государства-мародера избрали своим главным орудием агрессии. Это была та область, где их ждали триумфы. Это был метод, каким соседние нации подчинялись их воле. Я не буду морализировать более, но просто скажу, что есть своеобразная странная справедливость в долгой череде разворачивающихся событий”.