Уинстон Черчилль. Его эпоха, его преступления

Демонстрации прошедших двух недель дорого им обошлись, но афиняне снова готовились идти на пулеметы. Во всех частях города формировались группы. Ручьи стекались в человеческое море; немецкие и итальянские патрули были сильно разрознены из-за экстренных выездов, и бои начались с раннего утра. Когда первое шествие появилось в поле зрения у академии, пулеметы открыли огонь без предупреждения. Немецкие солдаты бросали гранаты с крыш прямо в плотную массу толпы, что приводило к ужасному кровопролитию. И все же море афинян стекалось к центру города со всех сторон: неисчислимое, анонимное, сметающее, затаптывающее первые кордоны… Четверть населения Афин, 200 тысяч человек, шли с пустыми руками сквозь град пуль.

Когда они приблизились к министерству труда, то увидели, что там находится в десять раз больше солдат и полицейских, чем в прошлый раз:

Первая волна демонстрантов замешкалась, закружилась вихрем – момент неопределенности: волна, которая медленно вздымается перед тем, как обрушиться на берег. Аэра! Аэра! Афиняне пошли на штурм, безрассудные, но неукротимые, двинулись к своей цели в порыве боевого безумия, которое нельзя было унять одной лишь кровью, сея повсюду смерть. Гранаты и пулеметы были бесполезны. За секунды демонстранты добрались до оборонявшихся, и солдаты были смяты, растоптаны, схвачены и растерзаны на клочки человеческим множеством. Из здания министерства вновь поднялись языки пламени. Кровопролитие в этом районе города продолжалось до тех пор, пока все папки с документами и все кабинеты не были обращены в пепел{163}.

Архиепископ Дамаскин, предстоятель Элладской православной церкви, нанес визит германскому поверенному в делах герру Альтенбургу. «Если "гражданскую мобилизацию" не отменят до 7 марта, церковные колокола начнут бить в набат в знак чрезвычайного положения. Несомненно, Рейх может самостоятельно оценить последствия». Альтенбург предложил компромисс. Дамаскин стоял на своем. Альтенбург позвонил в Берлин, после чего с облегчением сообщил архиепископу: «От гражданской мобилизации отказались». Потрясенное победой Красной армии под Сталинградом, германское верховное командование нуждалось в войсках для укрепления Восточного фронта. Тремя днями ранее, говоря о греках, Гитлер пробормотал: «Мы должны покончить с этими вшами!» И вот «вши» добились очень важной победы, о которой возвещалось огромными красными буквами газетных плакатов ЭАМ, расклеенных на стенах домов по всей стране. Сопротивление завоевывало все больше и больше народной поддержки.

Тем временем англичане были заняты непрекращающимися интригами с целью оттеснить ЭАМ и ЭЛАС на обочину. Они создали собственную группу Сопротивления – Национальную республиканскую греческую лигу (ЭДЕС) под руководством приспособленца Наполеона Зерваса, колоритного и обаятельного негодяя, который никогда не складывал все яйца в одну корзину. Двое близких к нему офицеров ЭДЕС одновременно сотрудничали с немецкими оккупационными властями. В октябре 1943 г. между ЭЛАС и ЭДЕС произошли вооруженные столкновения, в которых в полной мере было продемонстрировано жалкое качество последней. Лондон возложил всю вину на бойцов ЭЛАС и попросил УСО прекратить всякое их снабжение. Те заявили публичный протест, обвинив ЭДЕС в сотрудничестве с немцами. Месяц спустя на заседании военного кабинета при полном согласии лейбористов было принято решение уничтожить мощь возглавляемого коммунистами греческого Сопротивления. Рузвельт был должным образом проинформирован и не возражал.