До сих пор мы защищали и поддерживали ислам в лице турок. Отныне мы будем это делать в лице благородных арабов. Может статься, что араб истинной породы примет
Китченер не дожил до триумфа англичан. На его место пришел его старый соперник, чтобы наблюдать за новыми приобретениями Британской империи и созданием новых государств и границ, придав тем самым новый импульс протонационалистическим движениям, которые уже существовали в больших городах отступающего Османского государства. Задача, которую ставил перед собой Китченер и которую реализовал Черчилль, состояла в том, чтобы найти и поддержать союзников, на которых они смогут опереться в этих краях. Индия послужила рабочей моделью: нужно было тщательно подобрать людей из уже существующих элит.
На Аравийском полуострове приоритет был отдан Хашимитам и Саудитам. Группа неприятных личностей, вовремя почуявших, откуда ветер дует приспособленцев-карьеристов и общеизвестных мошенников, готовых сотрудничать с любой оккупационной властью, получила ключевые посты (ту же историю можно было недавно наблюдать в Афганистане, Ираке, Ливии и Йемене). Империи постоянно находятся в поиске надежных коллаборационистов, но не бывает коллаборационистов, верных только одной державе. Тот, кто не исчезает вместе с падением «своей» империи, всегда начинает искать ей возможную замену{180}
.В бытность Черчилля военным министром под его началом в Месопотамии находился стотысячный корпус британских и индийских войск. Египет в османский период пользовался полуавтономией, но теперь Черчилль стремился быстро ликвидировать даже этот ограниченный суверенитет: так было выгоднее для Британской империи. Египетские националисты яростно протестовали. В Каире состоялись публичные демонстрации. В 1920 г. Альфред Милнер, министр по делам колоний и ярый империалист, предположил, что османский способ управления Египтом не так уж и плох: англичанам нужно просто облачиться в оттоманское платье и продолжить прежнюю практику.
Т. Э. Лоуренс[185]
, объединив некоторые племена полуострова против османов, сделал что-то подобное, и это в целом сработало. Черчилля выводила из себя одна только мысль об этом. Двумя годами позже, обращаясь к своим избирателям, он осудил все националистические движения, особенно в Египте и Индии, доказывая, что «миллионы людей, находившихся прежде под сенью превосходной науки и превосходных законов, [демонстрировали] желание вдребезги разбить тот порядок, который обеспечивал их существование, чтобы слепо и безрассудно вернуться в первозданный хаос»{181}. Он все еще испытывал боль при воспоминании о том, как его отодвинули на второй план Керзон и генерал Алленби (верховный комиссар в регионе), когда в 1921 г. заключили сделку с Египтом{182}.Египетские националисты стремились к полноценной независимости, но после переговоров Великобритания получила все, чего добивалась, – полный военный контроль над территорией Суэцкого канала, контроль над оборонной сферой, гарантии защиты интересов иностранцев; плюс Судан был назван страной, которую Великобритания будет «защищать». Кроме того, если кто-то еще сомневался, внешняя политика Египта впредь должна была осуществляться в тесной смычке с политикой Соединенного Королевства. У Черчилля не было совершенно никаких причин чувствовать себя обиженным, но он все же не выдержал. Сама мысль о переговорах с египтянами с целью заручиться согласием подчиненных элит казалась ему чем-то скандальным. Он вновь закатил истерику, уверяя каждого, кто готов был его выслушать, что он будет «бороться до конца». Через четыре дня он согласился с решением кабинета и проголосовал за план Алленби.