Читаем Уинстон Черчилль. Его эпоха, его преступления полностью

Главное беспокойство Черчилля состояло в том, что египетская модель может вдохновить индийских националистов выдвинуть подобные требования и это обернется угрозой для империи. Мы уже видели, что стратегическое мышление не относилось к числу его сильных сторон. Предоставленный самому себе, он наблюдал за другими преобразованиями в регионе. В 1920 г. на конференции в Сан-Ремо, где происходил раздел бывших османских территорий, французам передали Сирию, а все остальное досталось Великобритании. Первой в списке Черчилля была Месопотамия: Палестина и Трансиордания. На встречу, не говоря уже о переговорах, не пригласили даже местную знать.

Гертруде Белл – способной чиновнице на службе империи – было поручено «провести линии на песке», которые станут границами новых государств. Она надеялась, что новые монархи, посаженные на воздвигнутые в спешке престолы, окруженные со всех сторон услужливыми элитами, образуют защитную дамбу на пути поднимавшегося национализма, а также, как она сама выразилась, «синдикалистских и социалистических идей, которые просачивались из Европы».

Черчилль был полностью с этим согласен. Он, без сомнения, расплылся бы в широкой улыбке, если бы прочел ее письма домой отцу и мачехе, в которых она с необыкновенной легкостью перепрыгивала с темы на тему – от новых платьев в каталоге «Харви Николс» до необходимости применения химического оружия против непокорных курдов. При основании нового государства Ирак три старые османские провинции – Багдад, Басра и Мосул (последний – в очевидное нарушение соглашений о перемирии) – были грубо сшиты вместе, а Кувейт отрезан от них в качестве отдельного княжества. Керзон выразил свою влиятельную поддержку плану Белл, предусматривавшему полный британский контроль за арабской дымовой завесой{183}.

Черчиллю очень хотелось сократить количество британских войск, размещенных в Ираке. Им нужен был отдых, учитывая понесенные в мировой войне потери. Он не был готов к мятежу курдов, послужившему сигналом к всеобщему восстанию против правления англичан, которое разразилось в 1920 г. Пришлось посылать за индийскими войсками и поощрять и поддерживать Королевские ВВС, чтобы те применяли химические средства поражения. Почти всю свою жизнь Черчилль с большим энтузиазмом следил за новыми изобретениями военной промышленности, с помощью которых можно было добиться быстрого уничтожения врага:

Я не понимаю этой чрезмерной щепетильности относительно применения газа… Я целиком за использование отравляющих газов против нецивилизованных племен. Психологический эффект должен быть настолько велик, что человеческие потери сведутся к минимуму… Можно использовать газы, которые создают огромное неудобство и производят ужасающее впечатление, не вызывая при этом никаких серьезных длительных последствий у большинства пораженных{184}.

Черчилль нетерпеливо отмахнулся от критики химической войны со стороны министерства по делам Индии, заявив, что «газ – это более милосердное оружие, чем осколочно-фугасный снаряд, потому что заставляет врага принять решение, сокращающее человеческие потери». Лаборатория «Портон-Даун» в графстве Уилтшир была основана в 1916 г. именно с целью проведения экспериментов с болезнетворными бактериями и химическим оружием. Черчилль не был отцом этого типа ведения войны, однако ж совершенно определенно был его тестем и, несомненно, самым эффективным сторонником. Он пристально наблюдал за успехами экспериментальных наработок и выразил благодарность Уортингтон-Эвансу, тогдашнему военному министру, за своевременную доставку газовых боеприпасов для использования против китайского коммунистического сопротивления в Шанхае в 1927 г. От химической войны против жителей Месопотамии лежит прямой путь к террористической бомбардировке Дрездена и уничтожению Хиросимы и Нагасаки. В этом отношении Черчилль был не одинок: его в разной степени поддерживали министры-лейбористы в военном кабинете.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное