Уинстон Черчилль. Против течения. Оратор. Историк. Публицист. 1929-1939

После ванны следовала подготовка к обеду, который начинался в половине девятого. По воспоминаниям современников, обед был самым важным событием в доме[490]. Черчилль любил хорошо поесть и даже в старости сохранял завидный аппетит[491]. Из морских продуктов он отдавал предпочтение икре, лобстерам, форели и хеку; из мяса — ростбифу, говядине с кровью и лопатке ягненка. Стандартное меню могло выглядеть следующим образом: после аперитива из томатного сока следовал бульон или устрицы, затем — филе камбалы, завернутое в копченый лосось, с гарниром из креветок под чесночным соусом, далее — жаркое из оленины, паштет из гусиной печени под соусом из трюфелей, йоркширский пудинг, на десерт — шоколадные эклеры или мороженое, кофе с бренди либо сыр стилтон с портвейном[492]. «Портвейн и стилтон, как муж и жена, — заметил однажды политик. — Их никогда не следует разделять. Кого Бог соединил вместе, никто не вправе разлучать»[493]. Также Черчилль предпочитал на десерт сливки. Осушив очередной кувшинчик жирного лакомства, он осведомлялся у окружающих:

— Кто-нибудь еще хочет сливок? — и брал себе дополнительную порцию[494].

Клементина не поощряла страсть своего супруга, полагая, что сливки вредны для его фигуры. Но Черчилль в лучших традициях теории когнитивного диссонанса убеждал себя в том, что сливки полезны, так как укрепляют нервную систему[495].

Большую часть кулинарных чудес для британского политика творила Джорджина Ландемер (1882–1978). Она была супругой французского шеф-повара, работавшего в отеле Ritz, Поля Ландеме-ра (1857–1932). Джорджина многому научилась у мужа и пользовалась в лондонском обществе большим спросом, совмещая «французский опыт с фешенебельным стилем кулинарии английского загородного дома». Ее рецепты отличала простота и изящество. Благодаря настойчивости Клементины, свой талант она посвятила Черчиллям, проработав у известной четы до 1954 года[496].

В 1958 году миссис Ландемер издала сборник рецептов, представив блюда, которые она готовила для британского премьера. Из этого сборника видно, что Черчилль любил хорошо приготовленные блюда, а не кулинарные изыски. На это же указывает и его прислуга, отмечая, что желание некоторых рестораторов угодить именитому гостю всегда раздражало политика, привыкшего к простой, но вкусной пище[497].

Еда едой, но обед складывался не только из нее. «Вот что я думаю о достойном обеде, — объяснял Черчилль. — Во-первых, обсудить хорошую еду, и после того, как хорошая еда будет тщательно обсуждена, поговорить на приятную тему. Главным условием при этом должно быть следующее — беседу буду вести я!»[498].

По словам очевидцев, за столом действительно говорил в основном Черчилль[499]. После обеда он мог почитать собравшимся только что написанные главы либо тексты предстоящих выступлений, производя, таким образом, апробацию. Он наблюдал за реакцией друзей, интересовался их мнением. В тех случаях, когда критика представлялась ему разумной, Черчилль приглашал секретаря и диктовал новый фрагмент взамен предыдущего. И так до тех пор, пока автор не оставался полностью удовлетворен написанным. Порой послеобеденные слушания продолжались до двух, а иногда и трех часов ночи.

— Сколько времени у вас уходит на подготовку сорокапятиминутного выступления в палате общин? — спросил Черчилля один из участников полуночных репетиций.

— Восемнадцать часов, — ответил тот[500].

Если же говорить о том, каким Черчилль был собеседником, то на этот счет сохранились разные отзывы современников. Согласно дневниковым записям личного врача политика, создается впечатление, что Черчилля крайне мало интересовало мнение других, и общение с кем-либо, как правило, принимало форму монолога. «Уинстон всегда говорил так, чтобы позабавить и развлечь самого себя, — описывает барон Моран. — У него и в мыслях не было производить на кого-то впечатление. Ему никогда не нужна была помощь от собеседников, тем более если они женщины. Все его темы в основном были посвящены прошлому, некоторые касались мирных времен, другие Англо-бурской войны или атаки 21-го уланского полка под Омдурманом. В ходе беседы он наслаждался собственными прилагательными, Уинстон обожает использовать в одном контексте четыре или пять слов одинакового значения. Он, как старик, показывающий вам свои орхидеи, — не потому, что они прекрасны, а потому, что он их сам любит. Неудивительно, что все его слушатели, утомленные долгим днем, только и ждали, когда представится шанс пойти спать, оставив Уинстона наедине с теми, кто так и не решился прервать его монолог»[501].

На страницах своих дневников Моран приводит воспоминание одного из врачей Черчилля Артура Рэйнсфорда Маулема (1902–1986), который в момент своей первой встречи с политиком просидел целый час около его постели, в то время как тот в своем характерном мелодраматичном стиле описывал опасности и азарт битвы при Омдурмане[502].