Уинстон Черчилль. Против течения. Оратор. Историк. Публицист. 1929-1939

Девушка недавно устроилась в Чартвелл и еще не знала, что скрывается за этим однокоренным сленгом. Зато она знала, что в огромной библиотеке ее нового хозяина есть многотомный труд немецкого историка Онно Клоппа (1822–1903) Der Fall des Hauses Stuart^{25}. Не без труда достав четырнадцать томов с верхней книжной полки, она аккуратно сложила их перед политиком и с чувством исполненного долга сообщила, что поручение выполнено. «Христос всемогущий!» — воскликнул Черчилль, увидев громоздкую стопку книг[481].

Обладая бешеной энергией, Черчилль умел растормошить окружающих, постоянно придавая своим помощникам мощное ускорение. Вокруг него всегда все вертелось, двигалось, носилось. Даже когда он отдыхал, его команда продолжала работать в высоком темпе. «Я еще никогда не была в таком доме, — вспоминала еще один секретарь, Роуз Этель Кэтлин Хилл (1900–1992). — Он был живым и неугомонным». Вначале Хилл, игравшая на скрипке и являвшаяся на протяжении шести лет членом Портсмутского филармонического общества, хотела совмещать работу у Черчилля с преподаванием музыки в школе, но, попав в орбиту творческого процесса, она поняла, что о работе преподавателя можно забыть. Но это ее не особенно расстроило. «Что ж, я лишилась музыки нот, зато приобрела музыку слов», — пришло ей на ум во время одной из полуночных диктовок Черчилля[482].

Свою лепту в творческий процесс также вносило удачное сочетание труда и отдыха. «Моя работа настолько хорошо организована, что у меня остается время на досуг», — хвастался Черчилль[483]. После отставки с поста министра финансов в 1929 году и погружения в литературную деятельность у политика сложится определенный рабочий график. В Чартвелле он обычно просыпался в семь-восемь часов утра. После бокала апельсинового сока он просматривал почту и диктовал письма. Затем обязательно читал прессу, начиная всегда с The Times и Daily Telegraph. Зная его привычку выделять заинтересовавшие фрагменты, дворецкий вместе с газетами приносил ручки с красными и синими чернилами[484]. «Разумеется, нельзя верить всему, что читаешь в газетах», — любил повторять Черчилль[485]. И тем не менее, по его собственным словам, он «узнавал из газет гораздо больше, чем из официального навоза»[486].

После чтения газет Черчилль завтракал в своей спальне. «Два или три раза мы пробовали с моей супругой позавтракать вместе, но из этого ничего не получилось, — объяснял он. — Завтрак следует принимать одному в постели. Не думаю, что наша семейная жизнь была бы настолько же счастливой, если бы мы завтракали вместе»[487]. Обычно утреннее меню состояло из фруктов, омлета или яичницы с беконом, отбивной или ножки цыпленка, тостов с джемом и кофе с молоком или чая. Довольно часто, попробовав то или иное мясное блюдо во время обеда, политик просил его оставить и разогреть утром[488].

Закончив завтрак, наш герой приступал к чтению рукописей, постоянно фиксируя внимание помощников, какой факт требуется уточнить, о каком событии следует собрать дополнительный материал, на какой вопрос необходимо найти ответ. Затем он спускался на ланч и садился за стол, как правило, последним. После ланча хозяин Чартвелла мог погулять с гостями по поместью, показывая новшества, мог заняться кирпичной кладкой, мог отдохнуть за мольбертом, или поиграть с женой в карты (безик), или просто немного вздремнуть. Не считая подписи надиктованных утром писем, часы между ланчем и обедом проходили в спокойной обстановке и, если не было ничего срочного, обычно не наполнялись работой.

В семь часов вечера Черчилль принимал ванну, нередко используя ванную комнату в качестве площадки для репетиции своих речей. Подобная практика, как правило, удивляла новых сотрудников. Так, Норман Макгован, услышав в первые дни своей работы в Чартвелле доносившиеся из ванной крики, тут же бросился выяснять, в чем дело.

— Вы меня звали? — спросил он удивленно.

— Я разговаривал не с тобой Норман, — ответил Черчилль. — Я обращался к палате общин[489].