Уинстон Черчилль. Темные времена

Для Болдуина, держащего ухо востро, а влажный палец по ветру, это был знак, который полностью совпадал с его собственным мнением в отношении неуживчивого коллеги. Еще в мае 1935 года, обсуждая с Томасом Джонсом кандидатуру экс-канцлера Казначейства, он «очень враждебно» отозвался о «Вестминстерском изгое». Также он был «уверен, что партия будет недовольна» возвращением Черчилля¹⁴⁵. Как в воду глядел. «Не включайте Уинстона в правительство, – убеждала премьера леди Нэнси Астор (1879–1964). – Это будет означать лишь войну и здесь, и за границей. Я знаю, насколько глубока нелояльность Уинстона. Вы даже и представить не можете, как не доверяют ему избиратели по всей стране»¹⁴⁶. Виконтесса недооценивала Болдуина. Он все прекрасно знал, представлял, оценивал и взвешивал.

Объясняя мотивы премьер-министра, В. Г. Трухановский указывал: «Болдуин понял, что Черчилль не пользуется практически никакой поддержкой ни в парламенте, ни в народе, и поэтому его спокойно можно отодвинуть не на второй, а даже на третий план»¹⁴⁷. Это было верно, но только отчасти. Во-первых, не совсем корректно утверждать, что Черчилль был лишен поддержки. Да, он находился в довольно сложном положении. На левом крыле его считали твердолобым тори, на правом – клеймили как ренегата. Но он занимал свою нишу и имел своих сторонников. Причем некоторые из них были весьма влиятельны. Об этом сообщает сам Черчилль: «Я был лишь рядовым членом парламента, но в известной мере видным человеком»¹⁴⁸. С этим соглашается и В. Г. Трухановский¹⁴⁹. Помимо сторонников определенное уважение к Черчиллю питали и те, кто его последовательно критиковал. Во второй половине 1930-х годов все чаще можно было наблюдать, как тот или иной влиятельный член Консервативной партии приезжал в Чартвелл за советом¹⁵⁰. Еще больше популярности у Черчилля было за рубежом, не в последнюю очередь благодаря его красноречию и активности публициста¹⁵¹.

Во-вторых, хотя Болдуин и следил за мнением избирателей и своих однопартийцев, были и другие факторы, которые оказывали влияние на принимаемые им кадровые решения. Его волновала оценка нового правительства в Третьем рейхе. Это не делает чести Болдуину, но в своих решениях он ориентировался на Гитлера, не желая злить фюрера «драчливым Черчиллем»¹⁵². Зато это делает честь Черчиллю, который пусть и не имел большого числа сторонников, но был политиком конкретного направления и четкой позиции по животрепещущим вопросам. «Я олицетворял собой определенную политику, причем было общеизвестно, что я буду бороться за эту политику независимо от того, войду ли я в состав правительства или нет», – объяснял он свое положение спустя годы¹⁵³.

Когда в 1980 году Уильям Манчестер собирал материал для биографии Черчилля, он связался с хорошо знавшим политика Робертом Бутсби (1900–1986), попросив его прокомментировать формирование правительства в 1935 году. «Многие спрашивали, почему мистер Черчилль, который возглавлял Адмиралтейство, Военное министерство, Министерство авиации, Министерство военного снабжения, не был тогда назначен. Ответ довольно прост, – объяснил барон Бутсби. – Он пробудил, встревожил и вооружил бы всю страну»¹⁵⁴. В этом ответе содержится третья причина, почему Болдуин обошел Черчилля стороной. «Честный Стэн» уже не раз вступал в схватку с потомком герцога Мальборо и не раз выходил из нее победителем. Но эти победы не смогли придать ему уверенности в том, что они будут одержаны вновь, едва ему придется помериться силами с излишне активным министром.

Потерпев очередное поражение, Черчилль поступил так же, как уже неоднократно поступал раньше. Он отправился в теплые края залечивать за мольбертом полученные раны. Не забывая при этом, конечно, и о литературной деятельности. Образовавшийся после неудач в политике вакуум гармонично заполнила работа над завершением третьего тома «Мальборо».

Несмотря на красивые пейзажи и разноцветную палитру, каникулы у британского политика выдались невеселые. Видевший его в феврале Виктор Казалет (1896–1943) записал в дневнике: «Уинстон был в ярости оттого, что не попал в правительство», «пренебрежительно отзывался о существующем руководстве» и был «переполнен беспокойства из-за немецкой угрозы»¹⁵⁵.