Уиронда. Другая темнота (сборник)

– Озеро худое. Я ж вам толковал, – казалось, слова вытекали изо рта, как из бездонной ямы, по краю которой, словно зазубрины, торчали несколько коричневых зубов. Его глаза, глаза человека из другого мира, теперь, не отрываясь, смотрели на существо, продолжавшее извиваться под сачком.

С этим стариком было что-то не так. Друзья не могли понять, что именно, хотя не сводили с него взгляда. Но чувствовали смутную неприязнь. Старик подошел совсем близко. Оглядел их с ног до головы, а потом повернулся и уставился в воду. Ветер взъерошил его седые пряди и озерную гладь – по ней словно дрожь пробежала.

– Не надо сюда приходить. Здесь случается дурное. Озеро плохое, древнее, а земля неживая, здесь гнилые среды, веками в ней копились окаменелости и мертвые звери… Здесь время течет странно, отчего душа превращается в камень. А люди иногда пропадают, иногда просто не могут вернуться в долину…

– Почему… о чем вы говорите? – спросил Алессио. Он хотел было встать, но ноги и руки отяжелели и стали как каменные.

Старик что-то неразборчиво прохрипел в ответ, а потом отвернулся. Наклонился, положил посох, взял трилобита в руки, изуродованные артритом, и погладил его по боку.

– О, Время… – произнес он, продолжая стоять, согнувшись на кривых ногах.

Потом повернулся к Алессио и Пьетро, держа трилобита в руках, как новорожденного. Казалось, контакт с фиолетовой слюной существа не нанес ему никакого вреда, а прикосновение не обожгло руки. Трилобит свернулся с враждебностью, которой раньше за ним не замечали, и прижался головой к сердцу старика; тот зажмурился, обнимая существо крепче и убаюкивая, как заботливый отец.

– О, Время… – невнятно промямлил он. – Как быстро оно бежит, а иногда – как медленно тянется… – И сладким, противным голосом затянул колыбельную.

Потом открыл глаза, и Пьетро с Алессио одновременно чертыхнулись.

Глаза старика были красными, а по щекам бежали багровые струйки с густыми комочками, прилипавшими к воротнику рубашки. Казалось, целые ручьи текут по лицу, заливая грудь.

Кровь.

Изогнувшись, усики трилобита вытянулись, словно принюхиваясь, словно сейчас существо начнет пить ее, как младенец, сосущий материнскую грудь; все его тело содрогалось в резких отвратительных конвульсиях.

Застонав, Алессио закрыл лицо руками, чтобы не видеть тошнотворного зрелища. Пьетро приобнял его и хотел что-то крикнуть, но слова так и замерли у него на языке.

Не в силах больше выносить этот кошмар, друзья вскочили на ноги, и, пошатываясь и спотыкаясь, бросились наутек.

Пьетро, больше привыкший к горным походам, опередил Алессио; тот бежал, согнувшись чуть ли не пополам, и чувствуя, что воздух, как купорос, обжигает легкие. Неважно, куда и зачем – главное, подальше отсюда, от этой немыслимой реальности, объяснить которую их ум был не в состоянии.

Они удирали в ужасе, без оглядки, думая только о том, чтобы не запнуться за что-нибудь и не упасть. Под ногами мелькали камни и начавшие желтеть стебли травы, рисуя в воспаленном мозгу друзей красочные диорамы.

Потом они с головокружительной скоростью ринулись вниз по хребту со склонами, усыпанными гравием; мелкие камни ручейками стекали из-под ног. Кроме маленького кедрового перелеска с искривленными ветром деревьями, внизу не было никакого укрытия; они бросились туда, молясь, чтобы ужасный старик не стал их преследовать.

Почти добежав до рощи, Пьетро поскользнулся и, вскрикнув, рухнул на землю:

– Черт подери, лодыжка!

Хорошо, что Алессио не пришлось тащить его на себе. Он присел рядом, помог Пьетро подняться и дохромать до деревьев.

Прислонившись к стволам, с застывшими от напряжения лицами, друзья, наконец, осмелились посмотреть в сторону озера. Но его теперь скрывал гребень. В воздухе висела абсолютная тишина, а когда набегала туча, отнимая свет и надежду, казалось, что становится еще тише.

– Безумие какое-то… Все из-за твоей гребаной кислоты! – рявкнул Алессио.

– Слушай, я уже много лет ей балуюсь… И знаю так же хорошо, как ты – форель и реки. Клянусь тебе, такого со мной никогда не было. Дело не в кислоте. Она так не работает, она не может настолько изменять реальность.

– То есть я должен поверить, что трилобит и этот старик… Что происходит, черт возьми? – в его голосе теперь слышалась не злость, а желание услышать слова поддержки.

Пьетро постарался успокоить его, как мог:

– Але, я не знаю… но давай сделаем вот что. Подождем здесь, пока эффект от наркоты пройдет. Несколько часов. Попробуй отдохнуть, поспать, а я постою на страже, если вдруг стар… если вдруг это существо придет сюда. Потом сменим друг друга. Главное держаться вместе…

Тут Пьетро заметил, что среди листьев над их головами распускаются невероятные цветы. Потом и трава покрылась шишкообразными переливающимися грибовидными наростами, а свинцовый свет начал пульсировать, напоминая вспышки стробоскопа в замедленной съемке.

Нет, о возвращении в долину, к машине, сейчас нечего и думать: они не в себе, а идти часа три, не меньше, по тропе класса ЕЕ. Надо ждать завтрашнего дня.