Уйти и не вернуться

– Да, это так. Мы беженцы, перебрались на юг из города Синыйчжу в сорок седьмом. Сейчас живем в Сеуле в районе Чхансин, округа Тондэмун. Реально я работаю в отделе по общим вопросам Северной Антикоммунистической Молодежной Лиги, я замдиректора организации.

– Да? И откуда мы можем узнать, правда это или нет? Давай «кругом» и вперед.

– Они повели нас через сосновую рощу. Должно быть, это было разведывательное подразделение. Шансов убедить их у нас не было, так как не было никаких документов, удостоверяющих личность. При этом мы оба не до конца понимали всю серьезность ситуации и поэтому были довольно беспечны. Мы думали, что везде будет так, как в Сеуле: одно упоминание Северной Антикоммунистической Молодежной Лиги откроет перед нами все двери. Это была важная организация, но в отличие от Сеула здесь она была почти неизвестна. Я понял, что нам крышка. Когда мы зашли в глубь леса, один солдат по-прежнему охранял нас, а другой по рации связался со старшим. От их разговора кровь застыла у меня в жилах. «Что? Просто разобраться с ними?.. Один из них говорит, что работает в Северной Антикоммунистической Молодежной Лиге. Но у него сильный северокорейский акцент. Они оба в куртках американской армии… Ясно. Вас понял». Похоже, им приказали привести нас в командный штаб.

В этот момент Сонгю глубоко вздохнул, а на его лице появилось выражение беспокойства. Видимо, он наконец осознал, насколько все серьезно.

Солдаты повязками завязали братьям глаза, сказав, что это приказ начальства, и снова повели их, будто бы сопровождая преступников на казнь. Они шли еще минут десять.

– Это был примерно взвод солдат. К нам подошел один офицер. Он выглядел намного моложе Сонгю. И здесь нам не удалось с ним поговорить. Каждое сказанное нами слово только усугубляло наше положение. В подобной ситуации слова не воспринимались ими за правду. Скорее наоборот, они пытались переврать их так, чтобы подтвердить свои собственные сомнения. Трудно было поверить, но они говорили, что вражеские шпионы как раз будут пытаться выдать себя за сотрудников Северной Антикоммунистической Молодежной Лиги. По их словам, если бы враг попытался внедрить своих шпионов, то они, безусловно, прошли бы обучение и всевозможные тренировки, чтобы уметь отвечать гладко и убедительно. Мы не знали, что на это ответить. Какие доказательства мы могли им предоставить? У меня даже промелькнула мысль, что кто-то из солдат, даже узнав нас, не посмел бы поручиться, боясь навлечь подозрения на себя. Малодушный человек вполне мог поступить так в подобной ситуации. Брат все еще надеялся, что среди военных обязательно найдется знакомый, с которым он сталкивался по работе, и тот, не колеблясь, вступится за нас. Но время было уже не то. Офицеры на фронте уже получили приказ от вышестоящего командования разбираться со всеми, у кого не было при себе удостоверения личности. Солдаты связывались с начальством по поводу задержанных только для того, чтобы поставить его в известность. И если начальство отдавало приказ ликвидировать подозреваемых, то можно было прощаться с жизнью.

Однако можно сказать, что братьям повезло: вместо расстрела им снова завязали глаза и повели дальше в тыл. Когда они прошли еще минут двадцать, вокруг стали слышны голоса.