Уйти на Запад

Я полистал подшивку газеты за последний год (она была хиленькой, потому что и сама газета больше напоминала по объему листовку), и все, что нашел — это извещение о смерти мадам маркизы Сент-Люк Дэспине в позапрошлом месяце.

— Маркиза? — Удивился я вслух.

— Это Луизиана, мистер Миллер, — объяснил владелец газеты, редактор, журналист и наборщик в одном лице. — На самом деле, маркизом был ее покойный муж — и он-то был самый настоящий маркиз, француз из Парижа. А мадам родилась на Гаити, ее семья переселилась в Новый Орлеан, когда на Гаити негры восстали.

— Понятно. Надо полагать, дети маркиза себя маркизами не называют?

— Нет, конечно. Да детей и нет, все уже умерли. Остались внучки, Оливия и Эжени, и внук Александр, но ходят слухи, его убили в Вирджинии.

— Погодите, — сказал я наугад. — Лейтенант Александр Сент-Люк?

— Вы его знали?

Я покачал головой, не собираясь доходить до такой степени самозванства. Кажется, я постиг тайну, каким образом в знакомцах у Джейка оказывается все население Соединенных Штатов.

— Мой знакомый… — медленно сказал я, — … вроде бы упоминал его в письме. Давно.

— Вам непременно надо повидаться с мисс Оливией, — решительно заявил редактор.

— Ну что вы, — вяло возразил я. — Я же совершенно не знаком ни с лейтенантом, ни с его семьей. И вообще, что я скажу мисс Сент-Люк? Я, в конце концов, не рассчитывал, что придется наносить светские визиты. Так, заехал в город по-рабочему…

— Ничего страшного, я вас представлю, — загорелся редактор. Должно быть, у него и в самом деле было мало работы.

Мисс Оливия жила здесь же в городе, хотя у нее был большой дом на плантации Сент-Люков. Но жить одинокой женщине за городом было опасно: в окрестностях хватало банд из дезертиров и уклонистов еще в те времена, когда здесь стояли конфедератские войска, и после прихода северян лихих людей в округе не сильно уменьшилось. Местность такая, очень хорошая для партизанского движения: леса, болота, речки, да и в зарослях сахарного тростника при случае укрыться можно. Поэтому после смерти дяди два года назад мисс Оливия закрыла дом на замок, оставила ненадежную охрану в виде двух немолодых негров, и с впавшей в маразм бабкой — той самой маркизой — переехала в трехкомнатный домик за магазином. Плантация же пришла в упадок: во время войны сахар, может быть, и был кому-то нужен, но вывезти и продать его не было возможности. Негры разбегались, из зарослей приходили партизаны и растаскивали запасы продовольствия. Сейчас война закончилась, и можно было бы, пожалуй, заняться восстановлением хозяйства, но ни денег, ни желания этим заниматься у мисс Оливии не было. Сейчас, после смерти бабки, она собиралась уехать отсюда куда подальше, а жалкие остатки плантации продать. С этим возникали трудности: помимо нее, наследниками были ее кузены Александр и Юджиния, которую в Верноне называли на французский манер Эжени, а они не появлялись в городке с довоенных времен.

Какие подспудные соображения были у редактора вернонской газеты, когда он притащил к мисс Оливии знакомиться иностранца в потертой и пропыленной рабочей одежде, можно только догадываться, я только надеюсь, что у него не было затаенной мечты выдать наследницу плантации за оборотистого чужака, который возьмется за дело засучив рукава, работа закипит, плантация возродится, благотворно повлияет на экономику региона, — и газета города Вернон получит много-много объявлений, аминь. Мне кажется, мисс Оливия тоже заподозрила что-то в таком духе, потому что она была убийственно вежлива и со мной, и с редактором. Мы выпили по чашке чаю с оладьями, которые редактор упорно именовал пышками, потом мисс Оливия вывела меня в садик полюбоваться лилиями и, поставив меня перед клумбой, ткнула рукой в цветы, будто что-то показывая:

— Что это за россказни про письмо? Ведь врете? — сурово спросила она.

Я кивнул.

— Не было никакого письма про Александра, — сказал я. — Есть другое письмо, от мадам Сент-Люк к мисс Юджинии.

— Мадам де Сен-Люк, — поправила меня Оливия. — Бабушка всегда называла себя по-французски. Что за письмо?

— Я о нем практически ничего не знаю. Его видели мои друзья, но прочитать не смогли, потому что французского языка не знают. Но это очень важное письмо, потому что его по какой-то причине хранил в потайном кармане майор Джозайя Грин, а потом за этим письмом была устроена целая охота.

И я рассказал мисс Оливии все, что знал о письме. И рисунок тоже показал. Она рассмотрела причудливый узор точек и пожала плечами:

— Не представляю, что это.

— А что может быть такое ценное — представляете?

— О да, — со смешком сказала она. — У меня даже перечень есть.

— Бриллианты?

— Не только, — ответила она.

— Много?

— Очень.

Она присела и задумчиво начала выдергивать сорняки вокруг своих обожаемых лилий. Я стоял рядом дурак дураком.

— Эти люди сейчас в Канзасе? — спросила она, занимаясь прополкой.

— Да. Сейчас в Канзасе уже есть железная дорога — недалеко, до Топеки, но время пути на сутки-двое сокращает. А потом — пароход.

— Значит, надо найти клад, пока они сюда не добрались.