Уитни Хьюстон. История великой певицы глазами ее близкой подруги

Картинка из новостей не укладывалась у меня в голове. Я подбежала к окну, забыв, что на мне нет одежды, затем схватила футболку и снова высунулась в окно. Вид из нашей квартиры был на самый центр города. Небо заволокло черным дымом. Тысячи бумажек танцевали в воздухе, как конфетти. Квартиру быстро наполнил незнакомый запах и звук сирен. Я схватила телефон и набрала номер Лизы, но услышала только сигнал «занято». Мобильный – то же самое. Автоматический женский голос сказал мне: «Все линии заняты».

Мне было необходимо связаться с Лизой, услышать ее голос, сказать ей, что я в порядке, и найти самый безопасный способ оказаться рядом. Но вскоре в новостях сообщили, что никого не впускают в город и никого не выпускают. Я застряла на острове. Не помню, когда телефонные линии наконец освободились, но до меня дозвонилась Сьюзен, спрашивая, все ли со мной в порядке.

Лизе тоже удалось дозвониться из Торонто. Все аэропорты были закрыты. Она сказала, что вокруг царит настоящий хаос и она не может понять, как и когда доберется домой. Через два дня Лиза вернулась и оказалась в моих объятиях.

Выполняя свою часть соглашения, я сходила на несколько сеансов со своим новым терапевтом Карен и почувствовала, что мне это помогает. После часа беспрерывной болтовни я почти всегда выходила из ее кабинета с заплаканным лицом. Памятуя о том, что сказала Лиза, я надеялась, что это хороший знак. Для такого чувствительного человека, как я, заплакать всегда было легко, особенно если я расстраивалась или волновалась. Но в этой ситуации мне было неловко.

Карен сказала, что у меня депрессия, и прописала небольшую дозу антидепрессантов. Спустя какое-то время я начала выздоравливать. Мир постепенно снова обретал цвета. Я стала более ясно видеть и возвращать былую уверенность в себе. После двух лет работы с Карен я поняла, что мне пришлось слишком рано повзрослеть, чтобы защищать маму. Я переживала все свои потери, не позволяя себе их оплакать. Мой уход из Nippy Inc. тоже был своеобразной потерей – несмотря на то что Уитни все еще была жива.

В сентябре 2001 года я написала Уит письмо, но так и не отправила его.

Нип,

я связалась с тобой три дня назад, но ответа все нет. Давно хотела написать, но каждый раз, когда брала в руки ручку, не могла выдавить из себя ни слова. Грустно, да? Так много надо сказать… Я сейчас в Нью-Йорке, по другую сторону от берега, на котором все самое интересное. Сижу в машине, жду, когда освободится парковочное место. Дождь на окнах похож на слезы. Красиво. Знаешь, я люблю жизнь! В ней так много всего, радостного и болезненного. Долгое время у меня на сердце было так тяжело… очень тяжело. Я каждую секунду скучала по маме и Марти.

Жизнь изменилась. Иногда не успеваешь меняться вместе с ней и потом надо наверстывать, чтобы жить дальше. Так много планов. Я слишком долго брала на себя ответственность за жизни других людей, пришло время взять и за свою.

Как твои дела? Что у тебя важного, а что не очень? Ты же знаешь, я всегда буду твоим другом – всю жизнь. Когда бы ты ни решила позвонить или прийти ко мне – я буду рада. Я провела с тобой большую часть жизни, и, если бы пришлось выбирать, сделала бы это снова. (Хотя если бы я знала тогда то, что знаю сейчас, возможно, некоторые вещи сделала бы иначе. Но ведь тогда я просто не знала.) Я больше не собираюсь себя истязать. Жизнь слишком коротка. Я люблю тебя. Ты должна знать. Я волнуюсь за тебя. Я хочу видеть тебя счастливой, здоровой и цельной. Ты можешь – ты должна – возродиться. Я знаю, Бог дал тебе и этот дар.

Всегда, везде и всюду твоя

Робин