Уютная кондитерская в Париже

– Я принесла тебе кофе, – тихо, чтобы не напугать его, сказала Нина. – Хочешь еще стакан воды?

Себастьян кивнул, и она увидела боль в морщинках вокруг его рта. Теперь он криво улыбнулся ей.

– Да, няня Нина.

Она посмотрела на свои часы.

– По моим расчетам, тебе вот прямо сейчас следует принять обезболивающее.

– Пока рано – еще остается девять минут и тридцать шесть секунд, – сказал Себастьян, посмотрев на часы.

– Болеутоляющие феи наверняка дадут тебе скидку во времени, – сказала Нина.

Рот Себастьяна чуть перекосился, словно он собирался улыбнуться.

– Болеутоляющие феи?

– Не слышал про них? – Она шаловливо подмигнула Себастьяну, когда подавала ему кофе. – Не знаю, ты теперь с сахаром пьешь или нет. Одну ложку я положила. И да, есть ангелы-хранители людей с тяжелыми переломами ног.

– Еще и ангелы-хранители? Кто бы мог подумать. А кто тебе сказал, что перелом тяжелый? – Он сделал глоток кофе. – И да, я так и не изжил в себе привычку к сахару. Если день выдается особенно плохим, я кладу две.

– Алекс сказал, тебе делали операцию. – Она проигнорировала замечание о сахаре, пожалев, что вообще об этом сказала. Это вызвало у нее воспоминание о том, как она в отчаянной попытке привлечь его внимание спешила подать ему и Нику кофе, когда они усаживались где-нибудь в доме. Господи, да ее в те времена насквозь было видно, ей и сейчас неловко это вспоминать.

– Он тебе все выложил, да? Да кто мог знать, что этакий невинный с виду чемодан может принести столько бед. Мне поставили пластину и еще прикрутили ее винтами.

Нина поморщилась. Обычно она не была так чувствительна, имея четырех братьев-регбистов, она повидала всякого – вывихнутые большие пальцы, синяки, разорванные губы и сломанные ребра, но ничего такого, что требовало бы внутренних металлических работ. Ей это казалось категорически противоестественным и очень мучительным. Еще хуже была мысль о больнице, в которой ты лежишь сам по себе без всякой семейной поддержки.

– И сколько ты пролежал в больнице?

– Пять дней. Меня не хотели выпускать, но я сказал, что меня примет Алекс.

– Примет Алекс? Довольно двусмысленно звучит, да?[25]

– Ненавижу больницы. Я там с ума сходил.

– Хотя для тебя полежать в больнице было бы лучше.

Лицо Себастьяна потемнело.

– Знаешь, сколько моя мать пролежала в больницах. Навещать ее было… ну, ты знаешь. Не лучшее дело. У меня… У меня настоящее… – Он замолчал, словно и без того выболтал слишком много.

– Я тебя не виню, – поспешила сказать Нина, похлопав его по руке. Постоянные болезни его матери и бизнес-интересы отца означали, что Себастьян с четырнадцати лет практически жил в доме Нины, пока не поступил в университет. Больница и постоянная угроза смерти близкого человека не могли быть хорошими спутниками для мальчишки-тинейджера.

– Как твоя мать?

– Вряд ли ей когда-нибудь будет лучше. Она постоянно и везде с кислородным баллоном, но не жалуется.

– А твой отец?

Он пожал плечами, сделал большой глоток кофе и снова закрыл глаза.

– То, что доктор прописал. Спасибо, Нина.

Себастьян кивнул ей с печальной искренней улыбкой, которая попала прямо в точку. Как стрела, прилетевшая точно в десятку, его улыбка… принесла ей радость. Он словно был самим собой, не заботясь о том, чтобы приободрять ее или пытаться держать на расстоянии. Впервые за тысячу лет она чувствовала себя ровней ему, коллегой по работе, другом. Никаких задних мыслей или скрытых нюансов, о которых следовало бы беспокоиться.

– Нет проблем. – Она повернулась. – Пойду помою посуду.

– Спасибо. Извини. Я плохо все это продумал. Нужно было позаботиться о большей помощи. Забыл о всякой мойке и этой стороне дела. Так зациклился на подготовке, что забыл о делах житейских.

– Да ну, я справлюсь. К тому же, – она посмотрела на него, оглянувшись через плечо, – мы всегда можем привлечь Марселя.

Себастьян фыркнул.

– Ты думаешь?

– Нет, – сказала она, стараясь сохранить невозмутимое выражение.

Они оба расхохотались.

Тяжело вздохнув, Себастьян отрицательно покачал головой.

– Не знаю, что с ним делать. Чем он может быть полезен, когда откроется бистро? Для официанта он слишком хорош.

– А может назначить его метрдотелем?

– Марселя? Не думаю, что прославленный менеджер кондитерской справится с такой ролью.

Нина нахмурилась.

– Ты ведь знаешь, что он работал в «Савойе»?

– Что – Марсель?

– Да. Был там метрдотелем.

– Шутишь. – Теперь настала очередь Себастьяна хмуриться. – Почему я этого не знал?

Нина не стала закатывать глаза, вместо этого она пожала плечами.

– И что же он тогда здесь сделает?

– Понятия не имею, но он определенно умеет найти подход к клиенту.

Себастьян сомкнул губы, на его лице заглавными буквами было написано слово «СКЕПТИЦИЗМ».

– Я серьезно. Ты понаблюдай за ним в зале, он с ними как наседка. Посмотри, как он нянчится с Маргерит.

Себастьян погрузился в размышления, а Нина занялась мойкой. Работа была легкая, и в ее руках мелькали грязные блюда, сбивалки и сковородки, когда слушатели начали возвращаться в кухню.

Глава двенадцатая