Уютная, родная, сводная

слогам проговорила, как умственно отсталому. - Ир, ты обалдела? - не похожа на

сумасшедшую... - Глупости, - сжала губы, - я не хочу сейчас ребёнка, понимаешь,

не хочу и не могу. Я в институт собираюсь, мне ребёнок не нужен. - Да, -

согласился Бронислав, - не нужен... А если детей потом не будет? Подумай, Ир,

найдёшь нормально мужчину, а детей ему родить не сможешь, - себя, как

потенциального мужчину Ирины, он не рассматривал. - А с ребёнком, выходит,

найду нормального? - всплеснула руками. - Не хочу я никакого мужчину,

нормального или ненормального. Мне нужен институт, а больше я ничего не хочу. -

Остынь, - он надавил на плечи Иры, пользуясь ей, как подставкой, чтобы встать и

совладать с онемевшими ногами. С одной стороны Ира была права, а с другой - нет.

Что-то было неверное в её суждениях, отталкивало. - А Богдан что говорит? -

уставился на девушку, она перекинула косу с груди за спину нервным движением. -

Ничего, он не знает, и какая разница... - Как это, какая разница, у вас не любовь

разве? - С кем? - Ира засмеялась. - С этим шалапутным? Сдался он мне! У Люды с

ним любовь, а я так... - взмахнула рукой. - Он подлый, - она посмотрела серьёзный,

- не хочу иметь с ним ничего общего. - До этого хотела, - кривая ухмылка

перекосила лицо Бронислава.   - Ошиблась... - отвела глаза, - я ошиблась! Сейчас

это неважно, мне просто нужны деньги на аборт, - она закрыла глаза, губы дрожали,

готовые сорваться в плаче. Бронислав выругался, как порой слышал от своего отца, и в завершении сказал. - Я найду, завтра, куда приносить? - В городскую больницу

сразу можешь? К восьми утра, я там буду ждать. - Хорошо. Спал Бронислав из рук

вон плохо, ворочался с боку на бок, ему бы радоваться, а он нервничал, ощущал

вину за что-то, хотел остановить Иру, хотя смысла в этом не было никакого. К

ребёнку ни он, ни сама будущая мать готовы не были. Вспомнились слова, которые

когда-то сам же говорил Богдану: «Всё равно залетит». Зелетела... К шести часам

утра уже околачивался у дверей городской больницы, провожая глазами редких

прохожих, хмурых, полусонных. - Ир, давай, передумаешь? - всё-таки решился

задать вопрос. - Поженимся... - Не выдумывай, - она опустила глаза, прятала. - Я

виновата, мне и отвечать, а ты прости меня. - Глупости, - он передал деньги,

вложив в горячую ладонь, и отвернулся. Вот так и заканчиваются сказки о любви -

у стен больницы, с деньгами на аборт. - Я подожду здесь, - он вздохнул и подпёр

стену спиной, - после обеда выйдешь? - Да, - прошептала, - если всё нормально

будет... - глаза Иры распахнулись, она вздрогнула и побледнела, глядя за спину

Бронислава. Он быстро обернулся, понадобилось пара секунд, чтобы понять, кто

стоит за его спиной и в упор, сцепив руки в замок, смотрит на Ирину. Отец Ирины

был немолод, старше лет на десять отца Бронислава, его лицо мелькало в сводках и

газетах, пару раз показывали по телевизору - всегда сосредоточенный, как на

плакате, он олицетворял веру в победу коммунизма. - Развернулась и в машину,

быстро, - гаркнул он на весь пустынный холл, казалось, эхо отпрыгнуло от стен и

ударило прямо в голову Бронислава. - А ты, - ткнул в парня кривоватым

указательным пальцем, - за всё мне ответишь. - Папа! - Ира возмущённо смотрела

на отца. - Я взрослая! - Взрослая? Шалава ты, а не взрослая! Дрянь, ишь, что

удумала, - он шипел, выплёвывая слова. - Ославить меня хочешь на весь город, а

потом и область? Нагуляла, замуж пойдёшь, как миленькая. - Я не хочу замуж! -

сложила руки замком, стало ясно, что она дочь своего отца. - Тебя никто не

спрашивает. Когда койки мужиков отирала - хотела, и сейчас захочешь, - дёрнул на

себя и поволок в служебную машину, где ждал безучастный ко всему водитель. -

Заткнись и иди спокойно, мне сцены не нужны, - губы у Иры побелели, было

видно, что ей больно от захвата родителя. - Если дёрнешься, пожалеешь, а ты, - он

обратился к Брониславу, - пшёл отсюда, щенок. У машины топтался Богдан,

Бронислав уставился на него, как баран на новые ворота. Богдан прыгал вокруг

первого секретаря обкома, как щенок вокруг кормящей суки, протянул руку Ире,

она отбросила её и попыталась отскочить в сторону, отец завёл ей руки за спину и

стал заталкивать в салон авто. - Иришечка, - лепетал Богдан, - вот зачем ты так, я

люблю тебя, а ты «аборт-аборт», я же говорил, что папа твой расстроится. -

Заткнись, - раскатисто крикнул на суетящегося парня первый секретарь обкома. -

Паспорт с собой? Поехали. Ирина завизжала, будто её режут, вокруг собирались

люди, глазели, отец краснел, как паровоз, дочь упиралась, издавая нечеловеческие

крики, а Богдан суетился, как лакей перед господином. Сейчас не феодализм, в

конце концов, думал Бронислав, нельзя заставить вступить человека в брак, вот так,

против воли. И заставить родить тоже невозможно. Женщине решать - рожать ей

или нет. Замуж идти или нет... Видимо отцу, лебезящему Богдану и безучастному

водителю не сообщили о том, какой век и строй в стране. - Хватит, - Бронислав

вскипел, он схватил Ирину и повернулся прямо к первому секретарю. - Вы не