Бронислав, родители Ирины были не слишком близки, скорее их держал вместе
статус мужа. Одному необходимо быть семейным, иметь «крепкий тыл», а тыл в
свою очередь не спешил отказываться от льгот жены секретаря обкома. - Сыночек,
- мама присела на краешек стула и по привычке теребила уголок неизменной шали.
- Что же Ирочка извелась вся? Не ладится у вас? Ты бы был поласковей с ней... всё
же жена твоя, не чурбан у печки. - Нормально всё, - Бронислав вздохнул. - Не очень
у вас красиво получилось, но если есть любовь, всё сладится, сыночек, в семье
всегда трудно, ты уж постарайся... Бронислав сглотнул. Если есть любовь. А если
нет её, любви? Ни с той стороны, ни с этой. Есть по отдельности, у каждого своя. У
Бронислава - Людочка, о которой он думал почти всё время, обещая себе не
вспоминать, не представлять, выкинуть всё из головы и посвятить себя полностью
семье, и каждый день нарушая своё же обещание. У Ирины - Богдан. Смешно и
противно, но что есть, то есть. Однажды Бронислав не выдержал, спросил, зачем
она цеплялась за него, почему отказалась идти за Богдана, если любит его, он и
ребёнка был готов принять за обкомовский паёк. На что Ира коротко ответила: - Он
подлый, с подлым счастья не будет. - А со мной будет? - С тобой... - она посмотрела
внимательно на Бронислава, - с тобой, может, и будет, - и снова залилась слезами.
Антонина помолчала ещё немного, неудобно вмешиваться в личную жизнь
взрослого и уже женатого сына, но смотреть на неживые лица обоих не было
никаких сил. Ребёнок родится, ещё сложнее станет, всё, что сейчас копится - начнёт
вырываться скандалами, да обидами, а малышу расти в такой обстановке - нервы с
малых лет портить, - думала Антонина. - Сыночек, может, я чем помочь могу,
может, отец? Может деньгами, так мы дадим, у нас отложено, ты знаешь. - Мам,
какие деньги, не вздумай! Я справляюсь, тёща вон помогает, продукты привозят, я
таких и не видел никогда раньше, а тебе климат менять надо, даже врачи говорят. -
Но... сыночек, не дело это - ребёнку рождаться в такой семье... Вы же сычами друг
на дружку смотрите. Богдан почесал затылок, неужели со стороны так смотрятся?
Или это только мать видит? Говорят, материнское сердце не обманешь. - Ира в мед
хотела поступать, а теперь накрылся её институт, вот и плачет она. - Почему
накрылся? - Так он же в области, про Москву уже и разговора нет, к тому же очный,
а куда теперь... с этим... - Бронислав поперхнулся. Надо же было «залететь». Не
было бы этого пуза - всё бы было по-другому, а теперь и ему не развестись, не
бросить их, и Ирке жизнь перековеркана. - Да разве я не человек? - всплеснула
руками Антонина. - Разве не посижу с ребёнком? Пусть девочка учится, если это
мечта её. - Как ты посидишь, а кормление? - Кухни есть молочные, вывернемся,
пусть Ирина учится, коли ей это так надо. А может, вдали молодые и ценить друг
друга начнут - рассуждала про себя Антонина. - Мне будет в радость, сыночек, а
Ирина пускай учится. Так и получилось, родился мальчишка, крепкий, чернявый,
как Бронислав и его отец, крикливый, требующий внимания, к которому
приклеилась имя Марк ещё в роддоме. Обмывали ножки уже Марку, а не просто
новорождённому сыну. Антонина сбивалась с ног к вечеру, как сыну вернуться
домой и подхватить «вахту». Иногда приезжала Галина и буквально заставляла
Антонину отдохнуть, вырывая у неё из рук младенца, грязные пелёнки и посуду,
иногда заявлялся отец Бронислава - Евгений, и довольно крякал в усы, когда цепкие
ладошки хватали их и тянули со всей силы. Ирина поступила в институт, скорей
всего, слово замолвила Галина, для которой перспектива дочери остаться без
высшего образования была поперёк горла. Всю неделю Ира жила в области, в
общежитии, а на выходные приезжала домой, уставшая, но весёлая, она
подхватывала сынишку, не спускала его с рук, ластилась к мужу, провоцируя на
жаркие ночи, а в понедельник, первым автобусом, уезжала. Как ни странно, а
Бронислав сам не заметил, как привязался к крикливому младенцу. Осознание, что
этот малюсенький человечек полностью зависит от него, даже от настроения -
Марк устраивал многочасовой плач, если в доме назревал конфликт, - было
странным, немного щемящим, даже болезненным. Как и понимание того, что это
навсегда. Если раньше у Бронислава проскакивали мысли о разводе через
несколько лет, то теперь он точно знал - он не разведётся. Его сын должен жить с
ним... Это перечёркивало, убивало в зародыше слабую надежду жить когда-нибудь
с Людочкой, мысли о которой буквально отравляли Бронислава, как парализующий
яд кобры, если выбирать между негаданной любовью и сыном - Бронислав всегда
выберет сына. Если и попросит когда-нибудь Люда о подобном выборе. Он нашёл
её осенью, после рождения Марка, ноги сами принесли к училищу, а глаза
мгновенно выцепили из толпы девушек её - Людочку. В невзрачном пальтишке, она
прятала руки в карманы и пыталась кутаться в шарф, который не мог спасти от
пронизывающего ветра. Даже издалека, замёрзшая, с осунувшимся личиком, она
была красивой. Люда прошла мимо, хоть и узнала его, было видно по взгляду,