Ухаживание за Шерлоком Холмсом (ЛП)

- Холмс, - спросил я, - это оставил клиент?

Он замер, держа в каждой руке по вырезке:

- Нет, я купил её для вас.

- Ради дела?

- Нет. - За этой краткостью скрывалось смущение. Он даже не смотрел на меня. Тепло затопило моё сердце. Это был подарок - и он был смущён тем, что преподнёс мне его.

- Спасибо, - сказал я. - Это прекрасно.

Холмс стоял ко мне спиной, но по его голосу, когда он спросил:

- Почитаете мне потом? - я понял, что он улыбается.

Я сделал это тем же вечером.

Позже, в постели, я лежал и думал о подарке. Несмотря на то, что Холмс никогда прежде не преподносил мне подарков, он, тем не менее, умел выразить свою привязанность. Он замечал то, что мне нравится и стремился устроить это для меня - выходы в рестораны, игру на скрипке, чтобы меня успокоить или развлечь. А ещё брал с собой везде, куда бы мы не пошли. Для меня было честью помогать ему, оставаться с ним, лечить его травмы и хвалить его способности, но я не был так свободен в тех небольших жестах, которые у него получались так естественно. Я задался вопросом, ощущал ли он мою скованность как отсутствие связи между нами.

Несколько ночей спустя, после ужина, виски и ароматной трубки, Холмс лежал на медвежьей шкуре перед очагом, положив одну руку под голову. Я наблюдал за тем, как он, задумчиво изогнув губы, смотрит сквозь полуопущенные веки на игру света на потолке от огня в камине.

- Холмс, - обратился я к нему наконец, - вы о чём-то думаете?

Холмс заморгал; повернув голову, он мне улыбнулся:

- Витаю в облаках, доктор. Ничего важного. А что такое?

- Интересно, что вы думаете о моей семье.

Приподнявшись, он на меня внимательно посмотрел. Мы не разговаривали о нашем детстве; подозреваю, что не без причин с обеих сторон:

- Вы правда хотите, чтобы я это рассказал?

- Просто расскажите об этом с некоторой… осторожностью.

- Хорошо. - Какое-то время он сидел, задумавшись, а затем заговорил: - Вы мне рассказывали, что ваши родители умерли. Но я думаю, что вы от них отдалились, когда они ещё были живы. Вы не говорите о них нежно или как-то ещё. У вас нет их фотографий, вы никогда не опираетесь на их мнение, когда отстаиваете собственные убеждения. Вы создали идею о себе без них. - Он заколебался.

- До сих пор всё хорошо, - сказал я. - Продолжайте.

- Хорошо. Ваш брат тоже умер. Но он на вас оказывает влияние, хорошо это или плохо. Вы храните его часы. Вы проявляете еле видимую эмоцию в тех редких случаях, когда мы упоминаем о нём. - И действительно, мысль о нём вызвала немедленную реакцию; я одновременно испытывал горе и радость, гнев и любовь из-за этой братской связи, которую стал ощущать сильнее, когда он умер. Наблюдая за мной, Холмс тихо продолжил: - Он выпивал; возможно, по той же самой причине, из-за которой вы ушли на афганскую войну… чтобы убежать от скуки обычной жизни.

Я вздрогнул, и он нахмурился:

- Я должен остановиться?

- Нет, - сказал я. Он молчал, поэтому я продолжил:

- Он разговаривал со мной, когда пил. Он говорил мне, что я хороший мальчик… храбрый мальчик… лучше, чем он. Я ненавидел это, и всё же позволял ему говорить.

Его пристальный взгляд скользнул по моему лицу:

- Он был единственным, кто хвалил вас дома? Возможно, ещё няня, когда вы были маленькими, но обычно - нет. Они были холодны с вами.

- Почему вы это говорите? - Я услышал напряжение в своём голосе. - Неужели это из-за отсутствия тепла во мне?

- Нет! Нет, что вы. Вы… - Он остановился, вздохнул, а потом снова продолжил: - Когда мы познакомились, вы были удивительно самодостаточны; то, что я рассказал вам о вашей профессии, состоянии ваших травм и том, что моя работа вас заинтриговала, произвело на вас впечатление. Я наслаждался этим и максимально использовал; но я чувствовал, как мало вам нужно. Казалось, что вы совершенно довольны тем, что у вас есть. Но однажды вечером, раздражая вас своей бесцельной игрой на скрипке, я предложил сыграть для вас. Я спросил, что бы вы хотели слышать… вы помните. - Он отвёл взгляд и улыбнулся. - Выражение вашего лица изменилось… Оно открылось, как цветок. - Он вспыхнул, смущаясь своей сентиментальности, но продолжил: - Столько счастья от столь небольшой любезности стали доказательством, что вы не привыкли к доброте. И вы всегда так отвечали на то, что я вам мог предложить. И я с огромным удовольствием для вас что-то делаю.

Когда я смог обрести дар речи, я спросил:

- А вы привыкли к доброте?

Наступила тишина. Наконец он сказал:

- В детстве? Да, думаю, что привык.

- От Майкрофта?

- Когда я вырос из детских фартучков, он был уже большим мальчиком, который ходил в школу. Но я чувствовал, что он меня по-своему любит.

- И ваша мать?

- Она пела и смеялась со мной, когда я был ребёнком.

- А ваш отец?

Выражение его лица изменилось; он поднял руку, чтобы коснуться лица, а потом уронил её. Когда он продолжил говорить, его голос немного дрожал: