Пожалуй, аргументы меняются, однако глупость вечно поддерживает свой трибунал. На его суд будут приводить за то, что презирали богов, потом из-за того, что не признавали догму, затем, потому что нарушали теорию. Нет великого слова и благородной мысли, во имя которых не проливалась уже кровь. Сократическим является знание недействительности приговора, причем недействительности в более возвышенном смысле, чем человеческие «за» и «против» могут установить его. Настоящий приговор произнесен с самого начала: он задуман для возвышения жертвы. Если поэтому современные греки стремятся к пересмотру приговора, то этим мировая история обогатится только еще одной бессмысленной пометкой на полях, причем, в то время, когда невиновная кровь течет потоками. Этот процесс вечен, и мещан, которые сидели в нем как судьи, также сегодня можно встретить на каждом углу улицы, в каждом парламенте. То, что это можно было бы изменить: издавна эта мысль отличала глупые головы. Человеческое величие нужно завоевывать с боем снова и снова. Оно побеждает, когда преодолевает нападение пошлого в собственной груди. Здесь покоится истинная историческая субстанция, во встрече человека с самим собой, это значит: с его божественной силой. Это нужно знать, если хотите учить историю. Сократ называл это самое глубокое место, в котором его направлял и давал ему советы голос, которого уже нельзя было постичь словами, даймонио-ном. Это место можно было бы назвать и лесом тоже.
Что же это должно означать теперь для сегодняшнего человека, если он руководствуется примером победителей смерти, богов, героев и мудрецов? Это значит, что он участвует в сопротивлении времени, и не только этому времени, но вообще любому времени, и основной силой времени является страх. Какой-либо страх, каким бы отдаленным он не представлялся, в сути своей является страхом смерти. Если человеку удается создать здесь пространство, то эта свобода скажется также на любом другом поле, которым управляет страх. Тогда он будет валить великанов, оружие которых — страх. И так это всегда повторялось в истории.
В природе вещей, что воспитание сегодня направлено на полную противоположность этому. Никогда еще не господствовали над изучением истории такие странные представления.
Во всех системах умысел направлен на препятствование метафизическому притоку, на укрощение и дрессуру в коллективном смысле. Даже там, где левиафан видит свою зависимость от мужества, как на поле сражения, он будет замышлять, чтобы заморочить бойцу голову второй и более сильной угрозой, которая удержит того на месте. В таких государствах полагаются на полицию.
Большая уединенность одиночки относится к признакам времени. Он окружен, осажден страхом, который, подобно стенам, все время сжимается вокруг него. Этот страх принимает реальные формы — в тюрьмах, рабстве, в боях в окружении. Это наполняет мысли, монологи с самим собой, вероятно, также дневники в течение многих лет, в которых он не может довериться даже самым близким ему людям.
Здесь политика втискивается в другие сферы — будь это в естественной истории, будь это в истории демонов с их ужасами. Однако близость больших, спасительных сил тоже предчувствуется. Ужасы — это ведь сигналы побудки, признаки совсем другой опасности, чем исторический конфликт их разыгрывает. Они подобны все более безотлагательным вопросам, которые задаются человеку. Никто не может отнять у него ответ.
22
У этих границ человек вступает в свою теологическую проверку, все равно, понимает ли он это или нет. Не следует также придавать этому слову слишком большой вес. Человека спрашивают о его наивысших ценностях, о его представлениях о всемирном целом и об отношении его существования к нему. Это не должно происходить в словах, это даже уклонится от слов. Это также не зависит от формулировки ответа, т. е. не от признания.
Итак, мы не принимаем во внимание церкви. В наше время, и как раз сейчас, есть значительные свидетельства того, что в них еще хранится неисчерпаемое благо. К таким свидетельствам относится, прежде всего, поведение их противников, в первую очередь государства, которое стремится к неограниченной власти. Это по необходимости приводит к преследованию церкви. В этом положении с человеком следует обращаться как с зоологическим существом, все равно, рассматривают ли его господствующие теории с экономической или с какой-то другой точки зрения. Это сначала приводит в сферы чистой пользы, затем зверства.