Уход в лес

Версальский мир уже включал Вторую мировую войну. Опираясь на открытое насилие, он дал евангелие, на которое ссылалось любое насилие. Второй мир по этому образцу продолжился бы еще короче и включал бы разрушение Европы.

Это очень кратко, так как нас здесь занимают не политические идеи. Речь скорее идет об угрозе и о страхе отдельного человека. Тот же самый раздор занимает также и его. Его оживляет само по себе желание посвятить себя своей профессии и своей семье, следовать за своими склонностями. Тогда время предъявляет свои требования — то ли условия постепенно ухудшаются, то ли он внезапно видит себя атакованным с крайней стороны.

Экспроприация, принудительный труд и даже худшее появляются в его окружении. Скоро он понимает, что нейтралитет был бы равносилен самоубийству — это значит, либо с волками жить — по-волчьи выть, либо выходить на битву с ними.

Как он в таком притеснении найдет что-то третье, которое не погибает полностью в движении? Пожалуй, только в качестве одиночки, в своем человеческом бытии, которое остается непоколебленным. В таких положениях надо хвалить как большую заслугу уже то, если знание правого пути не пропадает полностью. Кто избежал катастроф, тот знает, что он обязан этим, в принципе, помощи простых людей, которыми не овладели ненависть, ужас, автоматизм банальностей. Они сопротивлялись пропаганде и ее нашептываниям, которые являются чисто демоническими. Бескрайнее одобрение может возникнуть, если эта добродетель становится заметна в руководителях народов, как в Августе. На этом основываются империи. Князь господствует не тогда, когда убивает, а когда он дарит жизнь. В этом кроется одна из больших надежд: то, что среди бесчисленных миллионов встретился бы совершенный человек.

Это все, что касается теории катастрофы. Избежать ее невозможно, но, все же, в ней есть свобода. Она принадлежит к числу проверок.

20

Учение о лесе столь же древнее, как сама человеческая история, даже старше ее. Ее можно найти уже в почтенных документах, которые мы только сегодня частично учимся расшифровывать. Она образует большую тему сказок, преданий, святых текстов и мистерий. Если мы присоединим сказку каменного века, миф бронзового века и историю железного века, то мы всюду натолкнемся на это учение, если наши глаза открыты для этого. Мы найдем их в нашей урани-ческой эпохе, которую можно обозначить как время излучения.

Везде и всюду здесь есть знание того, что в изменчивом ландшафте скрыты древнейшие места силы и под мимолетным проявлением кроются источники изобилия, космической власти. Знание образует не только символически-таинственный фундамент церквей, оно не только вплетается в тайные учения и секты, но оно также ставит ядро философем, какими бы разными не был мир их понятий.

В принципе, они ищут ту же самую тайну, которая открыта каждому, которого она освящало однажды в жизни, будь она понята как идея, как прамонада, как вещь в себе, как существование сегодняшних. Тот, кто касался однажды бытия, перешел за грани, в которых еще важны слова, понятия, школы, вероисповедания. Однако он научился почитать то, что дает им жизнь.

В этом смысле это не зависит также от самого слова «лес». Конечно, не случайность, что все, что связывает нас с временными хлопотами, так сильно начинает ослабляться, если взгляд обращается к цветам и деревьям и охватывается их чарами. После этого направления ботаника должна была бы подняться. Там сад Эдем, там виноградники, лилии, пшеничное зерно христианских притч. Там сказочный лес с пожирающими людей волками, ведьмами и великанами, но также и с добрым охотником, там розовая живая изгородь Спящей красавицы, в тени которой тихо застывает время. Там германские и кельтские леса, как Глазурная роща, в которой герои преодолевают смерть, и снова Гефсиманский сад с оливковыми деревьями.

Но то же самое искали и в других местах — в пещерах, в лабиринтах, в пустынях, в которых живет искуситель. Всюду поселяется могущественная жизнь для того, кто догадывается об ее символах. Моисей стучит посохом о скалу, из которой брызжет вода жизни. Такого мгновения тогда достаточно для тысяч лет.