Уходила юность в 41-й

раскисшее месиво. Единственное облегчение принесло ненастье — над нами, как

прежде, не висели немецкие самолеты.

Наш путь пересекали широкие и полноводные реки Стырь, Горынь, Случь со

множеством затонов и притоков. Вокруг раскинулись Пинские леса и болота. За ними и

дальше на север, за Припятью, гремели ожесточенные бои в Белоруссии, где, как скупо

сообщалось в военных сводках, врагу удалось проникнуть на значительную глубину,

захватить Минск, выйти на подступы к Смоленску. Противник, таким образом, обтекал

правое крыло нашего Юго-Западного фронта, угрожая непосредственно нам,

пробивавшимся сквозь бездорожье на восток.

Долгие пасмурные дни и ночи в багровом зареве. Движемся тяжело, беспрерывно.

Доходят до нас разговоры, как неотступно противник преследует наши арьергардные

части. Он стремится перехватить наш отход, с помощью засланных на маршрут

разведывательно-диверсионных групп внести сумятицу или нанести максимальный

урон в кровавых стычках. В лесных чащобах по обеим [64] сторонам большака то и

дело вспыхивают перестрелки, ухают разрывы гранат. Это наше боковое охранение

сбивает засады фашистских лазутчиков.

Невдалеке от реки Случь движение приостановилось. Вышли вперед, чтобы

узнать причину. У моста копошатся саперы, укрепляя сваи. Видимо, диверсанты

пытались подорвать мост. Но не вышло. А в стороне, на берегу, бугорок свежей могилы.

Вынырнув из-за автомашин, лейтенант Григорьев тихо произносит:

— Рядом, у моста — наше высшее командование!..

Действительно, неподалеку от нас — трое в дождевых плащах. По круглым

кокардам на фуражках видно: генералы. Григорьев говорит:

— Крайний слева. — генерал-майор танковых войск Потапов, командующий

армией. Справа — командир корпуса генерал-майор Лопатин. Они были у нас в полку

вместе с генералом Кирпоносом. Третьего не знаю.

— Что, наш командарм — танкист? — интересуется Пожогин.

— Да, на Халхин-Голе танковой группой командовал.

С генералом Михаилом Ивановичем Потаповым мне еще не раз придется

встретиться на израненных перепутьях сорок первого года. И в послевоенное время

однажды виделся и беседовал с ним. Человек тяжелой и честной судьбы, он всегда

оставался ровным, рассудительным и добрым. По своим мимолетным встречам могу

утверждать, что хладнокровие и невозмутимость не покидали нашего командующего

даже тогда, когда вокруг, казалось, все горело и рушилось.

Пожалуй, нетрудно представить, о чем думал он, наш командарм, теперь, когда

армия покидала район боевых действий, отходя на новый оборонительный рубеж.

Огромное бремя ответственности нес на своих плечах генерал, одетый в простой

дождевик. Земляк и боевой товарищ Георгия Константиновича Жукова, полковник

Потапов на Халхин-Голе командовал Южной группой. Взаимодействуя с другими

нашими и монгольскими частями, группа замкнула кольцо окружения, и японская

армия капитулировала.

Комкор Жуков, командующий всей армейской группой войск, сказал полковнику

Потапову: «Принудил к сдаче противника, езжай на переговоры. Чтоб представительнее

выглядеть перед японскими генералами, нарком [65] Ворошилов присвоил тебе звание

комбрига. Действуй, Михаил Иванович!»

А в госпитале умирала жена. Рядом был сын Юрка, такой забавный и пытливый

мальчишка. С тех пор они были всюду вместе. Когда началась война, хотел отправить

Юрку к родителям в село, что близ Юхнова, под Калугой. Но тот отказался: «Разве

здесь труднее, чем в Монголии, где пески да тарбаганы?» — «Труднее? Не то слово,

сынок! Вот Случь, пожалуй, чем-то походит на Халхин-Гол. Но сколько бед она увидит

еще — никак не сравнить с Халхин-Голом».

Армия сейчас отходит по двум основным направлениям. Из-под Ковеля дорога

тяжелая. Фашисты преследуют, виснут на наших плечах, ищут случай, чтобы

опередить, вырваться вперед.

На другом направлении отходят ослабленные корпуса Рокоссовского и Фекленко.

Однако они ведут тяжелые непрерывные бои, препятствуя прорыву противника на

Житомир и Киев. Правда, враг нащупал слабое звено в нашей обороне, втерся на левом

фланге в стык с соседней, 6-й армией. Задачи по своей сложности возросли вдвое.

Чтобы удержать Киевское шоссе, надо неустанно контратаковать с севера, бить по

левому флангу вражеского танкового клина. Это между тем лишь полумера. Ох как

необходим совместный удар с севера и с юга! Именно на это указал утром по прямому

проводу командующий фронтом генерал Кирпонос: «Мы нажмем на Музыченко,

командарма 6-й, чтобы и он атаковал со своей южной стороны энергичнее. Тогда

фашистам будет не до Киева!» Эх, если б было так.

И колесит в сопровождении броневика с охраной «эмочка» командующего армией

по бедолажным лесным проселкам, направляясь на юг, где сейчас несоизмеримо