Уходила юность в 41-й

В горящей ржи, словно звери в ловушке, надрывно ревели моторы. Автомашины с

пехотой кидались из стороны в сторону, но всюду наталкивались на бушующее пламя.

Сквозь огонь и дым до нас доносились отчаянные гортанные вопли. Лес, затуманенный

дымовым покрывалом, молча взирал на эту геенну огненную.

Резко и часто стреляли полковые «сорокапятки», добивая танкетки. А на ржаном

поле все сильнее выл огонь, трещало горевшее зерно. Всепожирающая стихия бушевала

долго и неистово.

* * *

Конечно, мы гордились победой над врагом. Но невольно думалось: как

смириться с мыслью, что после этого успеха мы остались на прежних позициях, не

преследуя разбитого противника? Грешным делом, нам, победителям, даже не

пришлось взглянуть на свои боевые трофеи!..

И вдруг, как снег на голову, весть: мы отходим! Ее мы переживали остро,

болезненно. Нам, командирам, сложность такой ситуации в доступных рамках

становилась понятной. Однако у рядовых бойцов само по себе возникало недоумение: в

чем дело, почему?

В военных училищах тактику отходов мы почти не постигали. Даже

оборонительные бои у нас отрабатывались слабо, в общих чертах. Теперь, на войне, все

это предстояло восполнять в боях, необычных и тяжелых до крайности.

Вместе с тем нельзя не сказать, что занявшее основное звено в нашем военном

воспитании предпочтение наступательному духу, конечно, сыграло свою

положительную роль. Мы, солдаты сорок первого года, не оглядывались назад даже в

кризисных обстоятельствах. Трусы и негодяи, что составили лишь единицы — не в

счет! Пусть скажет, что это не так, тот, кто честно прошел свой тернистый и

доблестный путь по дорогам страданий и побед тогда, летом 1941-го!

Вскоре к нам прибыл начальник артиллерии корпуса полковник Кушнир —

коренастый крепыш с кавалерийской выправкой. Говорили, незадолго до войны он

возглавлял училище артиллерии особой мощности и питает к орудиям тяжелых

калибров особые симпатии. [62]

Теперь, вышагивая перед нами, он медленно выговаривал:

— Не надоело, боевые друзья-товарищи, отдуваться за пехоту? Слыхал о ваших

действиях в тылу противника. Геройски отбивали атаки врага! Похвально, разумеется.

Но если принципиально, с профессиональных позиций? Рискуем ценными кадрами

командиров-артиллеристов!

Снял фуражку, вытер платком крупную бритую голову.

— Мною испрошено разрешение. Пока коммуникации отхода не заняты

стрелковыми соединениями, вам надлежит выдвигаться на дорогу и следовать в район,

где полк в полном комплекте займет боевой порядок для последующих действий.

Кушнир взглянул на наш строй, небрежно козырнул:

— До встречи на огневых позициях, боевые друзья-товарищи!

Едва мы появились в расположении, к нам бросился Козлихин с газетой в руках:

— Не читали, товарищи командиры? Товарищ Сталин обратился к народу и

армии. Вчера, по радио.

— Ну-ка, ну-ка! — загорелся политрук.

Быстро пробежав глазами по строчкам армейской газеты «Боевой поход»,

Ерусланов сказал Козлихину:

— Собирай бойцов! — повернулся к лейтенанту Григорьеву: — Не возражаешь,

комбат?

Итак, товарищи, нападение фашистской Германии на нашу страну продолжается.

Враг рвется вглубь, захватывая и уничтожая города и села, убивает и порабощает наших

людей. Что ж? Как сказал товарищ Сталин, на злодейский замысел фашистских

людоедов наше государство, многомиллионный советский народ ответят Великой

Отечественной войной против германского фашизма.

Политрук заглянул в газету, затем продолжал:

— Среди нас не должно быть места унынию и какой-либо панике, суждениям об

успехах фашистов и наших неудачах, которые мы тут, в действующей армии, иногда

испытываем. Теперь сообщу главное: мы отходим на новый оборонительный рубеж.

Среди бойцов зашелестел шепоток. [63]

— Подчеркиваю, это не отступление, а отход по приказу свыше. Силы наши

неисчислимы. За нашей спиной развертываются миллионы. Они спешат к нам на

помощь, и до их подхода мы должны выстоять перед врагом, каким бы сильным и

наглым он ни был. За наше правое дело будем насмерть бить кровожадных фашистов.

Победа будет за нами! Кто желает высказаться?

Взял слово лейтенант Пожогин. Заволновался, и, как всегда в такие минуты, у

парня на лице заалели веснушки.

— Как могли, воевали за пехоту. Но я — командир огневого взвода. Жду не

дождусь, когда обрушим на головы фашистов наши тяжеловесные снаряды. От них

жарко станет врагам!

4

Четвертого июля, прикрываясь сильными арьергардами, наша 5-я армия начала

отход, вытягиваясь правофланговыми корпусами на дорогу Сарны — Олевск — одну из

основных коммуникаций в здешней округе.

Полили затяжные дожди, и шоссе со старым, изношенным каменным покрытием

стало совсем непригодным. Узкое возвышение дорожной насыпи превратилось в