«Уходцы» в документах, воспоминаниях и рассуждениях. Досадная страничка из истории Уральского казачьего войска и государства Российского

Преданность наших чювств возбудило сердечное томительство, прибегнуть к созерцанию вашаго ИМПЕРАТОРСКАГО ВЫСОЧЕСТВА покровительству, воззрите всемилостивейшим оком на страждущею участь нас уральцев, безвинно гибнущих, соблаговолите обрати нас на первобытное состояние милой родины, утишите дурные колебания текущих слезных рек;

К сему присовокупляем копию с предписания командующаго войсками оренбургкаго военнаго округа, от 8го сентября 1874го Года за № 4800;

Чего будим в надежде ожидать с вернейшим разследованием милостивейшаго от вас разрешения;

Все подданейшей проситель войска уральска казак сосланый на Аму-дарью, со симейством, В петр-александровскую крепость, Константин сименов Вольнов;

1879го Года Мца Марта дня

ГАОО, ф. 6, о. 13, д. л. 389–392

Про несомненную роль бумаг и подписей

Кто бы мог подумать, какую роль может сыграть чернильная закорючка в низу страницы…

В июне 1874 года и. о. наказного атамана генерал Константин Федотович Бизянов прошёл через несколько стадий в своей реакции на прошение казаков Осипа Ботова и Кирилла Кирпичникова о приостановке нового военного положения (НВП). Сначала он не хотел принимать прошение; надо полагать, потому что с момента принятия прошения в ход вступал хорошо отрегулированный процесс, и ему, Бизянову, пришлось бы взять ответственность на себя в таком нестандартном деле и отреагировать. Он попытался оттянуть подачу прошения до возвращения наказного атамана УКВ Николая Александровича Верёвкина осенью 1874 года. Нет слов, Верёвкин был куда более подкован обсуждать НВП, ведь он его, по существу, и писал (т. е. участвовал в обсуждении всех пунктов нового положения в процессе написания), а потому и знал его лучше, чем кто-либо в УКВ.

На время ожидания приезда Верёвкина Бизянов, видимо, решил подстраховаться и потребовал от ходоков подписку, надо полагать, о том, что будут удерживаться от обсуждения этой темы до рассмотрения прошения Верёвкиным (моя речь полна предположений, потому что никто из участников событий свои поступки и мотивы не объяснял, и в некоторых случаях нам остаётся лишь догадываться, почему они поступили так, а не иначе). Ботов и Кирпичников подписываться отказались. Тогда Бизянов забеспокоился ещё больше. Чиновники питают исключительное уважение к бумагам и подписям. Не получив вожделенную подпись от просителей, Бизянов предпринял резкий шаг: старики были арестованы и допрошены с целью выявления «сообщников», то есть тех, кто уполномочил их прийти с этим прошением. Старики сообщников не выдали, и их отправили в Оренбург под следствие. Мне не встречались бумаги о следственном деле Кирпичникова и Ботова, поэтому методы ведения следствия мне неизвестны. Однако широко известно, что, пока шло следствие, стариков содержали под строгим надзором, и в ходе следствия стали выявляться имена «соучастников», которые тоже были незамедлительно арестованы. А по войску был разослан циркуляр с угрозой судебного наказания непослушным, что было вполне в чиновничьем и солдафонском духе и в традициях Российской империи.

Следующий виток бумажной эпопеи был довольно неожиданный и явно не санкционированный никакими административными положениями. Оренбургское начальство сфабриковало подложное письмо (разумеется, с одобрения и, скорее всего, по прямому указанию оренбургского генерал-губернатора Николая Андреевича Крыжановского), письмо было якобы написано находящимися «в замк'e» Ботовым и Кирпичниковым, осознавшими свои заблуждения. Администрация распространила его в УКВ. Главная мысль письма сводилась к одному: прошение было знаком неповиновения, это плохо; виновные должны раскаяться. Это письмо (существовавшее в двух вариантах, см. приложение к этой главе) должно было быть прочитано одновременно в нескольких станицах, так что офицеры высшего состава УКВ разъехались на разнообразные станичные сборы. Подмётное письмо произвело впечатление, противоположное запланированному. Казаки не успокоились, а заволновались ещё больше, теперь уже в открытую. Вопрос в лоб: «Согласны ли вы с НВП?» спровоцировал такой же ответ в лоб: «Нет».

Несмотря на определившуюся конфронтацию на сходах, несмотря на явно преступный подлог администрации (письмо Ботова и Кирпичникова было фальшивым документом, за которое по законам Российской империи предусматривалась уголовная ответственность), несмотря на аресты уважаемых стариков (так называемых соучастников), несмотря на агрессивный напор начальства – несмотря ни на одну из всех провокаций (а только так и можно расценить действия генерала Бизянова и войсковой администрации – одна провокация за другой), казаки вели себя миролюбиво. Если и приходили ходоки, подобные Ботову и Кирпичникову, то только мирные (а они начали приходить: чем сильнее на казаков давили Бизянов и компания, тем чаще они слышали ответные просьбы повременить с реформой). Есть даже упоминания казаков, на коленях умоляющих командный состав отменить реформы. Уж если это и был «бунт», то поистине бунт на коленях.