«Уходцы» в документах, воспоминаниях и рассуждениях. Досадная страничка из истории Уральского казачьего войска и государства Российского

Уже в самый начальный период конфликта определилась линия поведения обеих сторон: нахрапистая и агрессивная политика государственного аппарата в лице местной администрации, не брезговавшей ни подлогом, ни прямым насилием, и политика тихого, но упорного несогласия с произволом – со стороны казаков. Эту особенность конфликта, сохранившуюся на всём протяжении «бунта» вплоть до 1880-х годов, заметили все более-менее объективные историки, но вряд ли кто задумывался всерьёз: почему казаки, профессиональные военные, приходившие на сходы вооружёнными, оказались такими пацифистами? Почему при всей напряжённости ситуации и при таком упорстве в отстаивании своей точки зрения на протяжении нескольких лет казаки не продемонстрировали никакого желания применить силу? Не было ни малейшего намёка на Пугачёвское восстание, а уж, казалось бы, вооружённого конфликта нельзя избежать при таком накале страстей. Случаи «силовых моментов» с участием казаков-староверов были единичны, и судя по тем ограниченным сведениям, которые сохранились, были недоразумением или самозащитой больше, чем нападением.

А есть и противоположные примеры, как в случае со вторым побегом казака Самойлы Пальгова в Иргизские скиты (см. приложение к этой главе), когда после общения со старообрядческими наставниками беглый казак сам вернулся с повинной к туркестанскому начальству, несомненно, чтобы смиренно испить всю чашу страданий.

Свидетельств такого рода (о влиянии религиозных наставников) очень немного: старообрядцы сами таких свидетельств не сохраняли, а начальству нужны были только отрицательные примеры. Однако нельзя не задуматься о роли «начётчиков-старообрядцев», которых все кому не лень называют зачинщиками и идеологами «бунта». Да и вообще нельзя пропустить тот факт, что речь идёт о войске с преобладающим старообрядческим населением. Правда, данные варьируются очень сильно. По данным 1858 года, в УКВ «раскольников» и единоверцев было в два раза больше, чем православных (это если верить Витевскому, стр. 3), однако уже 30 лет спустя после тех статистических данных и 10 лет спустя после описываемых событий, в 1885 году, только в городе Уральске было 12 630 старообрядцев и единоверцев и 10 112 православных, из которых 9389 человек были невойсковые, а из казачьего населения к православию принадлежали только 723 человека; то есть соотношение было меньше чем 1:10 даже в сердце УКВ, Уральске, по соседству с администрацией. Даже более того, православных, по Бородину, в войске было меньше, чем мусульман: магометан было 5,3 %, а православных – всего 1 % (Бородин, стр. 139 и 140). А по Рябинину, в 1866 году в УКВ было всего 62 православных на приблизительно 80 тысяч душ войского населения обоего пола (стр. 280). Конечно, цифры имеют значение только в целях интерпретации, и ими можно манипулировать, как и любой другой информацией. Их аккуратность зависит и от того, кто собирает данные, и для какой цели, и какие механизмы сбора информации были задействованы. Статистические данные нельзя считать абсолютными, а когда речь заходит о таких щекотливых делах, как дела религиозные, а особенно религии опальной, то статистические данные проявляют удивительную гибкость и изменчивость в зависимости от того, кто их собирал.

Самодельная икона XIX века

Предоставлено П. Е. Чумаковым

Как бы критически или одобрительно мы ни относились к статистическим материалам о размерах старообрядческих приходов в УКВ в XVIII–XIX веках, записанным самими староверами, православным Синодом, различными государственными учреждениями и частными исследователями, одно не поддаётся сомнению: несмотря на организованные усилия государства ослабить влияние и популярность «раскола» в УКВ, старообрядческие приходы намного превышали своей численностью православные приходы. И почти все, когда-либо писавшие на тему старообрядчества в УКВ, отмечали, что многие, посещавшие православную церковь, делали это исключительно из карьерных соображений (см. приложение к этой главе). Зачастую бывало и так, по свидетельству того же Витевского, что начальник, посещавший православную или даже единоверческую церковь, пока он находился на службе, начинал креститься двупёрстно, отпускал бороду и начинал посещать какой-нибудь старообрядческий толк, как только он уходил в отставку. Бывали случаи, когда по выходе в отставку казаки принимали и схиму, как это сделал полковник Буренин, герой Отечественной войны. Закончив свою военную карьеру, он поселился в старообрядческом Сергиевом скиту, постригся в монахи и прожил остаток своей жизни в аскетизме и молитвах (Витевский, стр. 68). Поверхностность православия в администрации УКВ была известна и центральным властям. Например, епископ Лука писал по поводу антираскольничьих меропрятий, проводимых в ЯКВ (то есть в Яицком войске, ещё до Пугачёвского восстания), что «войсковой атаман и старшины, при бывшем розыске о раскольниках, оказались в наибольшем подозрительстве» («УВВ», 1870, № 19).