Украденная душа

– Треклятая лестница! Мало того, чтось неподъёмная, так ещё и скрипит, как столетняя развратница! Уй… – Мужчина ошарашенно уставился на Исму. – Вы чегось пугаете, госпожа? Я жесь чуть душу Богине не отдал!

Исма не нашлась что ответить.

– Возьмитесь, госпожа! – Мужчина сунул фонарь девушке и приставил лестницу к столбу. – Ночи-то нынчесь чернее зубов дворянских. По правилам надобно свет зажигать сначалась с Храму, а там дальше уже как карты лягут. А ну-кась верните светильник, госпожа.

Мужчина взобрался по лестнице, достал из сумки свечу и открыл стеклянную дверку.

– Сейчас-сейчас мы этусь зажжём и в большой фонарь поставим!

Тьма шевельнулась и загустела. Подул ветер. Исма ощутила на себе чей-то пристальный взгляд, но фонарщик спокойно продолжал бубнить что-то про лестницы, масляные лампы и низкое жалование. Щелчок. Второй. Мужчина задвинул щеколду, и мрак отступил.

– Нусь, один из двухсот сорока девяти готов. Осталось всего двести сорок восемь. К полуночи, поди, управлюсь. Спасибось за помощь, госпожа! Вы бы не гулялись потемну, а то как оно… у писаки-то было? У пузатого такогось, с бородой… Райемонда, кажется… – Фонарщик слез, выпрямился и процитировал автора: – Во тьме теней-то нету, ведь тени – слуги солнца. Чем ярче пламя, тем они чернее.

«Бессмыслица какая-то!» – подумала Ис, но поклонилась мужчине и поблагодарила его за то, что каждую ночь он в одиночку освещает город. Фонарщик устало улыбнулся и отправился к следующему столбу.

Беррэ окликнула Исму и шагнула в кольцо света. Короткие волосы были аккуратно уложены, а на шее висело ожерелье из аметистовых камешков.

– Айола уже в Седьмом Углу. Готовит какой-то сюрприз. Пойдём. Я обещала, что мы будем вовремя.

Переливы арф и нестройных кифар, хмельной смех посетителей таверны и удары тимпанов сливались в жуткую какофонию. В жёлтых глазницах окон горело пламя свечей и каминов. Над большой деревянной дверью висела табличка – вся в трещинах, такая ветхая и грязная, что надпись едва читалась. На третьем этаже свет был тусклым и красным, как вино или наряд хазибской наложницы.

– Судя по всему, это и есть Седьмой Угол? – Исма вопросительно взглянула на Беррэ. Та весело рассмеялась в ответ и коснулась её руки.

– Расслабься уже, Ис! Тут всегда шумно и даже драки случаются, но…

Дверь с грохотом раскрылась, и широкоплечий вышибала бросил кого-то мордой в лужу.

– … с драчунами у них разговор короткий, – закончила мысль Беррэ. – Здравствуйте, господин Грог! Опять буянят?

– Угу. Это уже шестой. Грогу лень, но хозяин не любит, когда люди ссорятся. Хозяин сердится, а Грог не любит, когда хозяин сердитый.

– Как видишь, вышибала здесь крепкий, но не очень-то умный. Тем лучше. Пьянчуги его боятся и кулаками почти не машут. Ну, так что, господин Грог? Мы пройдём?

Морда, лежавшая в луже, недовольно булькнула, застонала и перевернулась на бок.

– Грогу лень. Я пойду к хозяину.

– Вот и чудно! Мы с вами.

Девушки зашли в просторную залу. В лицо им ударил густой, сладковатый воздух. Пахло едой, выпивкой, духами и потом. Слева от входа, на помосте, плясали барды. Цветистые одежды их показались Исме чересчур яркими и смешными. Рядом с помостом сидели другие музыканты, игравшие нечто ритмичное, на манер нортландской джиги. Прислужницы в холщовых платьях бегали между столами, принимая заказы и подливая в кружки пенистый напиток, от которого гости становились шумными и краснощёкими.

За широкой дубовой стойкой, потягивая трубку, на посетителей глядел содержатель таверны. Солодовые глаза сверкали под щетинистыми бровями, а круглый, как бочонок, живот выпирал из-под фартука. Заметив Грога, ведущего к нему двух молоденьких красавиц, мужчина выпустил облако дыма и радостно крикнул вышибале:

– Ай да Грог! Ай да молодчик! Отличный бросок! Будет знать, паршивец, что в нашем заведении руки не распускают. Ишь, понравились ему мои прислужницы… Девочки стараются, работают от зари до зари, а этот лапищами своими грязными лезет! Пусть вон идёт в помойку на Королевской! В Хмельном Паже и не такое можно…

– Грог устал, хозяин. Грог грустит.

– Ха! Мальчик мой! Ночь только началась. А ну-ка брось хандрить! Держи лучше тёмный миддэлинский, с пузырьками. Твой любимый.

Громила осушил пинту остывшего грога, рыгнул и пошёл в сторону камина. Содержатель внимательно посмотрел вслед вышибале и сказал:

– Хороший парень, хоть и туповатый, зато силища какая, а! – Он убрал кружку и навалился грузным телом на стойку. – Ну-с, барышни, а вы кто будете? Меня-то зовут Атсуш. Я здесь за главного.

– Мы паломницы, господин. В городе недавно. Моё имя Беррэ, а это Исма. Но вообще-то… – «Ящерка» заглянула в глаза толстяку. – Я была у вас уже дважды, а ещё танцевала с вами гальярду! Неужто забыли?

Атсуш кашлянул, почесал залысину и разразился хохотом:

– Госпожа Беррэ Ильсатская! Ну конечно же! Танцевать с вами одно удовольствие! Чем я могу загладить столь непростительный промах?

– Две пинты лучшего сидра будет достаточно… На этот раз.

– Но я не… – попыталась возразить Исма.

– Ой, да ладно тебе, Ис! Атсуш угощает.