Украденная юность

Брандт воспользовался этим обстоятельством, отозвал в сторону Аксмана и шепотом сообщил ему о потерях Шлюндера.

Аксман раздраженно нахмурился.

— Шлюндер должен выстоять, — сказал он, — сообщи ему, что Венк уже выступает. Я не могу обременять фюрера подобными заботами. И выясни имя этого истребителя танков. Пусть его пришлют сюда.

Во время короткого разговора с рейхсюгендфюрером Брандт пытался по выражению лица прочитать мысли Бормана, который стоял рядом с Гитлером и с интересом рассматривал карту. Но это лицо, как всегда непроницаемое и надменное, ничего не выдавало, ни один мускул в нем не дрогнул.

Брандт на цыпочках вышел из конференц-зала, чтобы выполнить распоряжение Аксмана. Узнав по телефону имя юноши, подбившего танк, он невольно с недоверием переспросил:

— Радлов? Иоахим Радлов?

Погруженный в свои мысли, он рассеянно опустил трубку на рычаг. Обернувшись, увидел, что в дверь протиснулся Борман. Брандт вытянулся, но партийный фюрер, небрежно кивнув ему, плюхнулся на диван в углу комнаты. Брандт застыл в ожидании.

— Сегодня ночью вы покинете Берлин, штандартенюнкер, — начал Борман, — и отправитесь в Плён, в штаб-квартиру гроссадмирала Девица. Там явитесь к штурмбаннфюреру Вольфу. Вы назначаетесь руководителем северной группы «вервольф».

— Слушаюсь! — Брандт продолжал стоять неподвижно.

— Вы отвечаете за прекращение на севере всех действий этой группы против союзников. Но это не значит, что группы должны быть распущены. Вы поняли меня?

— Так точно!

— Подробные инструкции вы получите от Вольфа. Штурмбаннфюрер будет вашим непосредственным начальником, пока я сам не прибуду в Плён. Майору Хаазе, офицеру связи из отдела «Восточных формирований», знать о делах «Вервольфа» не следует. Вы меня понимаете?

— Так точно, — пробормотал испуганно Брандт.

Значит, геленовские офицеры все-таки обманули его. В Плене, сказал капитан Юргенс, не будет ни Бормана, ни Гиммлера. А может быть, он и сам не знал, что Борман приедет позже? На глазах у Бормана ему, Брандту, будет трудно сотрудничать с Хаазе.

Борман встал и дружески положил Брандту руку на плечо.

— Я доверяю вам, штандартенюнкер, — сказал он, пытаясь говорить отеческим тоном. — И глубоко сожалею, что должен сообщить вам печальную весть.

Он помолчал, словно подбирая выражения, и начал после долгой паузы:

— Чтобы сохранить существование нашей нации, все мы приносим в жертву родных и близких. Я высоко ценил вашего отца. Свято храните его наследие, покажите себя достойным сыном этого честного национал-социалиста и продолжайте то дело, которое он начал. — Помолчав немного, он добавил: — Ваш отец, командовавший батальоном фольксштурма, погиб при защите родного города. Можете гордиться его героической смертью. Примите мои самые искренние соболезнования.

Брандт ощутил пожатие руки и механически ответил на него. Он слышал скрип сапог и удаляющиеся шаги. Пронзительный визг бронированной двери болезненно отозвался у него в ушах.

В зеркале отразилось искаженное лицо, белое, как стены убежища.

III

Командный пункт боевой группы охранялся часовыми. Расположен он был в небольшом сосновом лесочке, на краю лощины. Дверь блиндажа была открыта, у входа паренек в форме гитлерюгенда возился с полевым телефоном. Внутри возле кое-как сколоченного стола стояли два армейских офицера, а рядом — статный мужчина лет тридцати пяти также в форме гитлерюгенда. Огненно-рыжий, с выдающимся вперед подбородком и бледной нездоровой кожей, усыпанной веснушками, этот человек был на голову выше остальных. На левой стороне груди у него поблескивал Железный крест первой степени.

— Гитлерюнге Радлов явился по вашему приказанию.

— Ага. Значит, это ты подбил танк?

— Так точно! — Радлов мгновенно окинул взглядом петлицы и звездочки на погонах рыжего и повторил, как положено: — Так точно, обергебитсфюрер!

Шлюндер подошел к нему, и его широкий рот расплылся в доброжелательной улыбке:

— Ну, ну, расскажи, как это тебе удалось?

Рассказать? А что, собственно, рассказывать? Он и сам не знал, как это произошло. Все случилось слишком быстро. Он смутно помнил, как перед ним внезапно возникла стена из стали и как он выстрелил. Иногда ему казалось, что он видел сон, отвратительный, кровавый сон. И теперь, не зная, что ответить, он пробормотал несколько бессвязных слов.

Шлюндер одобряюще кивнул.

— Ты стал примером для всей немецкой молодежи, — сказал он. — По приказу рейхсюгендфюрера тебе надлежит явиться в рейхсканцелярию, где тебе будет вручена высокая награда. Примет тебя сам Адольф Гитлер. — И он протянул Радлову руку.

Тот не шелохнулся. У него не было сил отвечать; вытянувшись в струнку, он стоял перед своим командиром, ожидая объяснений. Радлов еще ничего не понимал. Слишком сильны были впечатления от ночных событий, чтобы он мог воспринять сказанное. Что говорит Шлюндер? Рейхсканцелярия… Награда… Адольф Гитлер… Только сейчас Радлов понял смысл этих слов, и его охватил радостный испуг, щеки вспыхнули румянцем. Фюрер, сам фюрер его примет! Его, Радлова, представят фюреру! Значит, он действительно герой!