Украденная юность

Они спустились тю черной лестнице во двор, заваленный всяким хламом матрацами, скамьями, столами в кляксах, конторскими книгами и горами папок с письмами и делами, — и уселись посреди этого старья на опрокинутый шкаф. Гартман вытащил из кармана коробку папирос и пустил ее по кругу.

— Буду краток, товарищи, — сказал он. — Я только что вернулся из Советского Союза. Состою в инициативной группе немецких коммунистов. Мы налаживаем связь с немецкими антифашистами, организуем новый управленческий аппарат и снабжение продовольствием, короче говоря, наметили первые мероприятия, чтобы обеспечить порядок и создать условия для работы предприятий. А теперь, Фридрих, рассказывай, что привело тебя сюда и что вы уже сделали.

Пока Лаутербах докладывал о созданном им комитете и о первых трудовых успехах, Радлов наблюдал за штатским в светлом костюме. Ему было, вероятно, за пятьдесят, но живость и целеустремленность его речи и уверенность, с какой он держался, делали его моложе. У Радлова создавалось впечатление, что Гартман знает, чего хочет, и это нравилось ему. От этого человека как бы исходила энергия и деятельная сила, и, хотя Радлов в душе сопротивлялся, Гартман захватил его и увлек.

Выслушав Лаутербаха, Гартман сказал:

— Не нравится мне этот ваш комитет, Фридрих…

— Комитет останется! — резко прервал его Лаутербах.

— Я тебе скажу почему, — невозмутимо продолжал Гартман. — Потому что затрудняет создание демократического управления. А главная задача сейчас именно в этом. Вы, правда, можете убирать развалины и распределять продукты, и только.

Лаутербах обиделся:

Ты приехал к нам и сразу распоряжаешься. Мне это не нравится.

— Будь же благоразумен, Фриц. Тебе нет никакого смысла растрачивать свои силы по мелочам. Ты сидишь в своем поселке, как в подполье… — он вдруг прервал себя. — Да знаете ли вы, что произошло сегодня ночью?

— А что?

— Сегодня ночью фашистская Германия капитулировала… В Карлсхорсте Кейтель подписал акт о капитуляции. Наступил мир.

— Но какой мир… — задумчиво проговорил Лаутербах, и Радлову показалось, что Седой при этом взглянул на него. Известие о капитуляции прозвучало для Радлова как гром среди ясного неба. Поражение — капитуляция — мир. А дальше что? О чем говорит Гартман?

— Сейчас главное — создать новую, демократическую Германию, Наша первейшая задача состоит в том, чтобы с помощью оккупационных властей ликвидировать хозяйственную разруху и начать снабжение населения продуктами. Мы ведь не можем без конца питаться за счет Красной Армии, нам необходимо убрать развалины, восстановить движение транспорта, подачу электричества и газа, пустить заводы, создать новую почтовую и финансовую систему. А это значит: трудиться и трудиться, всего этого не смогут осилить мелкие комитеты, работающие в одиночку, для этого необходим магистрат, районные управления, государственный аппарат. Нам нужен бургомистр, новая полиция. Да, Фридрих, ведь этого мы все и хотели — чтобы власть оказалась в руках рабочих.

— Но неужели ты думаешь всерьез, что русские допустят это?

— А ты не думаешь? Но ведь ты для того и расклеивал плакаты, в которых говорится, что немецкое государство остается. Немецкое государство, Фридрих, демократическое государство, без нацистов. Знаешь, кто сегодня прибыл в Берлин? Товарищ Микоян.

— Ну и прекрасно, — Лаутербах встал. — Ты информирован лучше, чем я. Поживем — увидим. Но что же нам теперь делать?

— Комитет распустить, вместо него избрать доверенное лицо, которое составит картотеку населения вашего поселка. Нацисты ведь уничтожили все документы. Завтра встретимся здесь. Приводи с собой товарищей и друзей, которых ты хорошо знаешь и кто готов сотрудничать. Нужны сейчас все, кроме нацистов.

Гартман каждому пожал руку. Возле Радлова он на мгновение задержался.

— Ты правильно делаешь, Фриц, что заботишься о молодежи. У них в голове еще полная неразбериха. — Он легонько похлопал Радлова по плечу. — Стало быть, до завтра.

Они снова поднялись по лестнице, но возле приемной коменданта Гартман вдруг спросил:

— А зачем, собственно говоря, ты пришел?

— Да вот, видишь ли, хотелось бы раздобыть продуктов для тех, кто работает.

Через десять минут они уже вышли на улицу. Офицер по снабжению выписал им ордер на тонну картофеля.

Молча двинулись они в обратный путь. Каждый был погружен в свои мысли. У Радлова в голове все перемешалось. Он уже ничего не понимал. А сравнивая Брандта и Гартмана, не мог прийти ни к какому решению. Оба говорили о Германии, но слова произносили разные. Что понимал под Германией Брандт, было Радлову ясно, но как должна выглядеть демократическая Германия, он не мог себе представить.

IX