Украденная юность

— Может, и ты один из них, — услышал он голос Бензеля. — Ты ведь тоже был фюрером в гитлерюгенде. Впрочем, не так уж ты глуп, чтобы связываться с эдакой безнадежной затеей.

«Нет, действительно, я не так уж глуп. В этом Гензель прав. Но ему нечего задирать нос. Что он воображает, подумаешь — шишка! Может, один из красных Старого города? Наверняка».

— А почему именно тебя взяли на мушку? — спросил он, стараясь говорить как можно равнодушнее. — Мне это непонятно, я ведь только недавно вернулся.

— Да потому, милый мой, что я председатель Молодежного комитета. Мы уже тут многое сделали. — Теперь Гензель снова улыбнулся. — Наши дела кое-кому не по вкусу. Но нацизму крышка, можешь мне поверить. — Он сплюнул в открытое окно. — Да и ты, — продолжал он, — злись не злись, но так и знай — с фашистами покончено.

— Что касается меня… — ответил Радлов, но почувствовал, как его охватывает ярость. «Поливать себя помоями я не дам, — подумал он, — особенно такому, как этот флюгер. Раньше прикидывался невинным младенцем, а теперь разыгрывает из себя важную особу. В городе болтают о каком-то храбреце, а это вон кто… Боже мой, да если бы не двое других, я бы его одной рукой осилил, дохляка эдакого… Я бы трех таких осилил». Его глаза загорелись враждебным огнем. — По мне пусть с фашизмом покончено, — ответил он и даже охрип от злости. — Но с твоей стороны, довольно подло делать вид, будто никогда ничего и не было. Все, за что мы…

— Хватит. Знаем. — И, не давая вывести себя из равновесия, Гензель заявил: — В мозгах у тебя еще порядочная путаница. Но все своим чередом. А геройство свое припрячь, мы таких видали. Теперь нам приходится расхлебывать кашу, которую вы заварили. Для этого нам нужны совсем другие герои. — Он подтолкнул Иоахима к двери. — Заходи к нам, Радлов, мы собираемся по средам в семь… А теперь сматывайся, нам надо еще кое-что сделать.

И он захлопнул дверь за ошеломленным Радловом. Иоахим услышал, как все трое разразились хохотом. Кто-то из них низким голосом сказал:

— Этого типа нам только не хватало. Из Верхнего города начали засылать к нам шпионов.

За ночь весь «Бродвей» был облеплен плакатами. Радлов увидел их рано утром, по дороге к Муку. На шершавой желтой бумаге так и светились черные буквы:

«Юноши и девушки!

Помогайте уничтожать следы войны. Все на воскресник! Мы собираемся в семь часов утра на рынке.

От Молодежного комитета.

И. А. Гензель».

Идя дальше, Радлов думал: «Он совсем с ума спятил: печатает на плакатах свою фамилию». И все-таки Гензель внушал к себе уважение. Иоахим, правда, не хотел себе сознаться в этом, потому что был еще зол на этого долговязого парня, так просто выставившего его из пивной. Но вынужден был признать, что тому, видно, было наплевать и на «петлю оборотней» и на самих «оборотней», а это кое-что да значило. Восхищался и смелостью, с какой Гензель пошел в наступление на Новый город.

Ганс Мук еще лежал в постели. Он зевал и потягивался под одеялом, встряхивал черной кудрявой шевелюрой и наконец потянулся к ночному столику за сигаретами.

— Что это ты среди ночи людей будишь, — пробормотал он недовольно.

Было уже девять часов.

— Я только деньги хотел отдать, — ответил Радлов и не без зависти посмотрел, как Мук закуривает сигарету. — Да за ту… — пояснил он, видя, что Ганс не сразу вспомнил, о чем идет речь.

— Ах да, я чуть не забыл… — Мук затянулся несколько раз, смял сигарету, зевнул и наконец вылез из-под одеяла.

Потом они перешли в столовую. Фрау Мук — в утренние часы она помогала в лавке — оставила горячий чайник под колпаком. Ганс угостил Иоахима чашкой чая «Здоровье» — специальность фирмы Мук, — а Радлов рассказал ему о плакатах. Мук выслушал известие с невозмутимым видом.

— Ко мне пусть и не-суются, — отрезал он, сидя с набитым ртом. — Пусть сами с дерьмом справляются. Я не пойду.

Радлов поддакнул. Но тут же вспомнил о Лаутербахе, об одноруком Шольце и о других жителях поселка «Фермеры с Миссисипи», с которыми вместе засыпал рвы. В глубине души-он чувствовал, что ему-то следует принять участие в работе.

— Ну как, обдумал мое предложение? — спросил Мук, отодвинув посуду. Он протянул Радлову сигарету, на этот раз не требуя платы. — Говорю же тебе, дело стоящее. Неплохо заработаешь.

Иоахим медлил с ответом. Если Мук дарит ему сигарету, значит, он ему нужен. «А мне нужны деньги, — размышлял Иоахим, — сижу без гроша. Но ведь такое дело одному не осилить. Надо знать, кому я буду сбывать товар». Он уже в течение нескольких дней обдумывал предложение Мука. В городе процветал черный рынок, хлебные и продуктовые карточки продавались и покупались по невероятным ценам. Но кому можно продать отрез на костюм, Радлов себе не представлял.

— Поди-ка сюда, — позвал его Мук.

Из шкафа в спальне он достал три отреза, все-такого же синего цвета, как и его костюм.

— Чистая шерсть, — заявил он.

Иоахим — молча пощупал материю. «Товар хорош», — подумал он.