Украденная юность

— Вот и хорошо, — сказала она, — тем более что ты был в гитлерюгенде, имел зеленый шнур…

Но Радлов перебил ее:

— Перестань, я иду совсем не поэтому. Хочу просто посмотреть на их толкучку.

Он и не подозревал, что во многих семьях Верхнего города велись в тот вечер подобные разговоры. Он думал о Лаутербахе и Бухвальде, которые трудились в Берлине, не жалея сил, и с ужасом обнаружил, что Гензель действительно внушает ему уважение. Как здорово он сегодня все это провернул! У этих богатых маменькиных сыночков лица так и вытянулись.

XII

Юргенс сдержал слово. Через несколько дней после ночи в «Трокадеро» он принес лицензию. И с этой минуты оба Брандта потеряли покой. Фирма Альфонса Шиндлера «Надземные и подземные сооружения» должна была с — первых же дней работать бесперебойно, чтобы не вызывать никаких подозрений. А это требовало труда, времени, беготни и отнимало много сил. Губертус улаживал дела в официальных учреждениях, так как отец, шеф фирмы, все еще побаивался появляться там. Старший Брандт нашел подходящее помещение, раздобыл строительные материалы, которые тут же сам у себя купил. При этом он одним выстрелом убил двух зайцев и совершил двойную махинацию. Это были его первые шаги на новом поприще.

Юргенс — он, правда, редко появлялся у них — обеспечил первый крупный заказ. Американская военная администрация в Мюнхене поручила фирме строительство здания для офицерского клуба. Брандт-отец с рвением принялся за дело, рано вставал, громко спорил с рабочими, и день ото дня к нему возвращалась былая самоуверенность. Он и пил теперь значительно меньше, чем раньше. Скоро он снова стал прежним ловким дельцом, стремящимся извлечь из любого дела наибольшую выгоду.

Но Губертуса рвение отца не трогало. Он не полюбил их фирму и ничего не понимал в строительном деле. Запах свежего дерева и цемента, грохот бетономешалки и сочная брань рабочих внушали ему отвращение. Его вполне устраивало, что отец усиленно занимается фирмой, оставляя ему время для собственных дел. Правда, в отношениях с Юргенсом он пока не преуспел. Этот гончий пес с мордой лисицы и не думал знакомить его с капитаном Броуном из Особого отдела американской армии. А когда Губертус сам с ним заговаривал, твердил всякий раз одно и то же:

— Ваша фирма — чисто немецкое предприятие, Броун не имеет к ней никакого отношения.

Однажды Брандт спросил с издевкой:

— А наши деньги тоже немецкого происхождения?

Лисья морда не ответил ему. А когда Губертус требовал, чтобы Юргенс в конце концов связал его с кем надо, тот прикидывался немым и глухим.

В конце концов Губертус перестал нажимать. Он был явно недоволен. Каждое утро в восемь часов он приходил в контору и в течение нескольких часов работал — вел конторские книги. «Словно жалкий чинуша», — думал он в сердцах. К полудню он не выдерживал и после обеда выходил погулять в город, в отчаянии от всех проволочек и от невозможности найти выход из безнадежного положения. «И что это Юргенс задумал, почему он мучает меня? — размышлял он. — Ему просто нравится эта проклятая таинственность. Но ведь не могу я просто так явиться к Броуну и заявить: вот и я! Что же мне делать? А может, американцы и хотят представить нашу фирму как чисто немецкое предприятие? Если что-нибудь сорвется, они всегда смогут сказать: мы знать ничего не знаем. А отцу все нипочем. Ему и дела нет до политики, целыми днями гоняет по стройкам, даже судьба Деница его не взволновала».

Да, Дениц… Новый кабинет гроссадмирала тоже лопнул, как мыльный пузырь. Через шесть дней после прибытия советских представителей Контрольной комиссии английские войска арестовали «правительство Деница» и переправили в отель «Палас» в Бад-Моондорфе. Итак, русские победили, и Юргенс оказался прав. Разве не говорил он еще в «Трокадеро», что во Флеисбурге все вот-вот будет покончено? «Счастье еще, что я вовремя навострил лыжи, — думал Губертус, — но откуда у этого негодяя такая точная информация, хотел бы я знать. А о «филиале» в Берлине, которым я должен руководить, он и не заикается…»

Так, без особых событий, тянулось время. В один прекрасный день кое-что все-таки произошло. Губертус, как всегда, явился в контору в восемь утра, чтобы заняться корреспонденцией. Настроение у него было отвратительное, к тому же его слегка мутило: накануне ночью все показалось ему столь мрачным и безнадежным, что он напился. Поэтому, когда вошел Юргенс — он появлялся и исчезал, когда ему вздумается, — Губертус встретил его раздраженно и нервозно. У него уже вертелись на языке какие-то ядовитые слова, но ухмылка на лисьей мордочке Юргенса предвещала нечто приятное. Он удержался от замечаний и спросил:

— Что случилось?

— Позаботься, чтобы через час здесь никого не было. И вызови отца.

— Да в чем дело?

— Приедет Вольф.