Украденное лицо

Просто когда целый год по кругу вертится один и тот же разговор во все той же крохотной квартирке в Бушуике, и мужчина, который любит тебя, опять говорит: «Я люблю тебя», но тут же добавляет: «Это благословение и милость, потому что я знаю тебя лучше, чем ты себя знаешь, и я все-таки сделал выбор любить тебя, и никто из тех, кого ты знаешь, тебя не полюбит». Он тебя и целует, и твердит тебе, что станешь круче, если немного похудеешь. Он тебя и трахает, и твердит тебе, что будет лучше, если бы вы переехали в более тихое место, где у тебя появится больше шансов «добиться этого», потому как тогда ты, наверное, хоть раз не разочаруешься – и вместо того, чтобы кивать, вместо того, чтобы вздыхать, вместо того, чтобы говорить: «да, да, ты прав», ты врезаешь ему так сильно, что он падает навзничь, бьешь так, как мужчины бьют женщин в кино, так, как мужчины не должны бить женщин в жизни.

(Может, ты один разок так и делаешь, а потом понимаешь, что он прав во всем, что всегда о тебе говорил.)

И тогда ты понимаешь, что он прекрасно знает, что ты – свихнутая сучка, что ему всегда было о тебе известно, и уйти ты можешь именно так и только так.

Теперь ты свихнутая. Какой всегда и была.

– Я был прав насчет тебя, – говорит он самодовольным тоном, почти, почти что таким, словно он рад тому, что может это сказать, и вытирает со щеки кровь. – Ты, блин, психопатка, Луиза. – Потом хватает ее за загривок, как собаку, и выталкивает за дверь, и он прав, и это последнее, что он вообще ей говорит.

Лавинию очень легко затолкнуть в такси. (Слава богу, слава богу, что она такая худенькая.) Это единственный раз, когда Луиза не бесится из-за того, что Лавиния такая худенькая.

– Ваша подруга в порядке?

– Она увидела фей, – отвечает Луиза. Она придерживает Лавинию на коленях. Глаза у той по-прежнему открыты. У Луизы кровь на мини-юбке и на ногах (слава богу, слава богу, что я в черном).

– Что?

– Ничего?

– От нее воняет, как из сортира.

– Знаю.

– Знайте, что полагается штраф в сто долларов, если она опять наблюет.

– Не наблюет, – заявляет Луиза.

У Лавинии виднеется сосок в том месте, где платье сползло вниз. Водитель таращится на нее в зеркало.

Луиза его не осаживает.

Есть анекдот, который всегда нравился Луизе, про двух мужиков, напоровшихся в лесу на медведя. Вот он: «Не обязательно бегать быстрее медведя. Достаточно бегать быстрее напарника».

Сейчас она думает об этом анекдоте.

Следующую часть Луиза проделывала и раньше.

Вытащить Лавинию из такси. Протащить Лавинию по лестнице. Затащить Лавинию в ванну. Включить воду.

Мыть длинные, спутанные, дивные золотистые волосы.

Смывать кровь.

* * *

Может, я домой?

Это двадцатое сообщение от Мими.

Ржу-не-могу, я так напилась, что вырубаюсь.

И Луиза думает: это не может быть реальным.

Ничто не реально.

Глаза у Лавинии по-прежнему открыты.

Это не может, не может быть реальным.

Телефон Лавинии звонит без умолку.

Луиза переживет и это.

Мне просто нужно время, думает она. Мне просто нужно еще немного времени.

– Дорогая!

Когда ей хочется, Луиза может очень хорошо подражать голосу Лавинии. Ей очень знаком ее голос. – Дорогая… Мими… ужасно, ужасно извиняюсь!

– Ты где?

– А ты еще в «МС»?

– Хэл сказал, что ты уехала. Он сказал, что тебя вырвало.

– Ну, бывает… дорогая. Нужно хоть секундочку передохнуть, вот и все.

– А ты где?

И Луиза думает: блин, блин, блин.

И Луиза думает: пусть мир замрет, хоть на секунду, на столько, что все снова встало на свои места.

– Я так напилась! – скулит Мими. – Перед глазами все плывет. Приезжай, вместе оттянемся!

Луиза тащит неподвижную Лавинию по танцполу.

Это не может быть последним, что видит Хэл. Это не может быть последним, что видят все.

Ей просто нужно, чтобы Лавиния оставалась живой еще несколько часов.

– Встретимся в болгарском баре, – предлагает Лавиния. Лавинию всегда, всегда тянет на приключения. – Я сейчас в такси. Уже лечу, дорогая, клянусь.

– Ты приедешь?

– Да, конечно, приеду.

– И Луиза тоже?

Кислая, грустная усмешка.

– Господи, нет, – отвечает Лавиния. – По правде говоря, она мне как-то немного надоела.

Не так трудно, как покажется, стянуть с Лавинии платье. Не так трудно, как покажется, смыть с него пятна, надеть и набросить на спину палантин из лисьего меха. Лавиния окоченела, но почти не сопротивляется.

С волосами посложнее – ведь теперь она может зачесать их назад, потом вверх, чтобы все выглядело так, будто Лавиния пыталась их аккуратно заколоть, но у нее ничего не получилось. (Лавинии никогда не удается тщательно заколоть волосы, ни разу.)

Она красит губы помадой Лавинии.

Душится духами Лавинии.

Задергивает занавеску в душе.

Лавиния выкладывает их селфи в такси. «Лучшие подруги».

Оно получает пятнадцать «лайков» за четыре минуты.