Украденный наследник

В эту секунду я понимаю, что совершила серьезный просчет. Стражник застыл в дверях в ожидании дальнейших приказаний, но леди Ноури не может их дать. Если повелю ей говорить, стражник тут же поймет, что она находится в моей власти и что я вернула себе язык, и предупредит остальных. Но если я буду бездействовать, леди Ноури так ничего ему и не прикажет. В этом случае стражник тоже быстро заподозрит неладное.

Я лихорадочно пытаюсь придумать, что делать дальше. Тишина затягивается.

– Можешь идти, – говорит Оук. – Со мной все будет в порядке.

Отвесив короткий поклон, бывший сокол выходит из комнаты и закрывает за собой дверь. Леди Ноури задыхается – от ярости и шока одновременно.

Я удивлена не меньше.

Оук смотрит на меня с виноватым выражением лица.

– Могу представить, о чем ты думаешь, – говорит он, двигая запястьями, чтобы избавиться от серебряных пут. – Но я понятия не имел, что задумал отец. Я вообще не знал, что у него есть какой-то план. Оказалось, он не продумал детали, чтобы победить.

Я вспоминаю слова Оука в темнице: «Во всем, что произошло, виноват ты. Почему ты не мог набраться терпения и остаться в изгнании? Почему не смирился со своей судьбой?»

Значит, Мадок знал, что его собираются похитить, – возможно, от Тирнана, которому обо всем рассказал Гиацинт, а может быть, напрямую от Гиацинта, – и позволил этому случиться. И все для того, чтобы вернуть верность своих солдат и захватить Цитадель, впечатлив таким образом Верховных короля и королеву и заслужив помилование. Дерзкий, самонадеянный замысел.

Соколы когда-то были верны Мадоку, поэтому у него есть все основания полагать, что за несколько недель, проведенных в самом сердце Цитадели, он сможет вернуть их на свою сторону.

«Хурклоу представляет для нас проблему. Если бы не его солдаты, у меня бы наверняка получилось сбежать из Цитадели, а может быть, даже захватить ее».

Составляя план, Мадок не взял в расчет троллей Хурклоу из Каменного леса. А ведь в замке еще были представители сокрытого народа и ниссе. И чудовища-палочники. Бывшие соколы оказались в меньшинстве.

– И что теперь? – спрашиваю я.

К моему удовольствию, Оук широко округляет глаза.

– Ты снова можешь говорить?

– Я использовала обломок кости Мэб, – поясняю я. И хотя я немного вздрагиваю при этом воспоминании, принц все равно не догадается, что именно произошло.

– То есть хочешь сказать, что пока мы с отцом спали, ты – в полном одиночестве – нашла ларец, а затем без чьей-либо помощи подчинила себе леди Ноури? – Оук смеется. – Могла бы и разбудить. Я бы тебе пригодился. Например, поаплодировал бы в подходящий момент. Или подержал твою сумку.

Его слова льстят мне, и я улыбаюсь уголками губ.

– Итак, – продолжает он. – Какой приказ мне отдать стражникам теперь, когда власть находится у тебя в руках?

Леди Ноури сидит неподвижно, прислушиваясь к нашему разговору. Возможно, она уже поняла, что мне не нужно ничего, кроме низкого коварства. Разве что амбициозный союзник, способный проявить доброту.

Или, может быть, она впервые осознала, что не знает меня и вполовину так хорошо, как ей казалось.

– Тирнан придет в условленное место, как мы и планировали? – уточняю я.

Оук кивает.

– Можем воспользоваться этим, чтобы собрать троллей Хурклоу в одном месте и окружить их, – говорит он. – На нашей стороне будут палочники, а еще – эффект неожиданности.

Я киваю.

– Надо не забывать о Богдане.

Стараясь не вспоминать о случайно подслушанном в темнице разговоре, обсуждаю с Оуком возможные стратегии и планы. Мы обговариваем их снова и снова. Я приказываю леди Ноури, чтобы она велела солдатам принести вещи Оука. Чтобы отправила мое сообщение Гиацинту. Чтобы попросила у слуг принести нам сладкий лед, которым меня когда-то кормил лорд Джарел, а Мадоку – вина и мясных пирожков.

Затем посылаю за служанками леди Ноури, чтобы они помогли мне собраться.

Вскоре дверь открывается, и в комнату, размахивая хвостами, заходят две женщины из сокрытого народа – Доу и Фернвайф. Я помню их с того времени, когда жила здесь: они родные сестры, и им пришлось работать на леди Ноури в качестве платы за некий проступок, совершенный их родителями.

Они были по-своему добры ко мне. В отличие от некоторых других слуг не кололи меня булавками ради того, чтобы увидеть, как из ранки вытекает кровь. Я удивлена тем, как изможденно они выглядят. Подолы и рукава их платьев давно истрепались.

Думаю о громадных пауках-палочниках, охотящихся на заснеженной равнине, и о том, что сейчас в Цитадели живется еще хуже, чем раньше.