— Говорит, что ты меня раскусила и я вот-вот нарвусь на скандал. Ася, ну при чем тут Ольшанский? Постановление о приостановлении дела — это бумажка для следователя, а не для нас, оперативников. Следователь кладет дело в сейф и забывает о нем до тех пор, пока мы в клювике не принесем ему информацию, позволяющую продолжить расследование. Это он перестает работать, а не мы. Поэтому я и хочу, чтобы ты остановилась. Сейчас половина двенадцатого. В два часа ночи они мне позвонят, и я должен буду дать им гарантии, что ты оставишь труп Ереминой в покое. Ася, я умоляю тебя, Надя должна как можно скорее вернуться домой. Может быть, они не сделают ей ничего плохого, но она испугана, у нее может случиться нервный срыв. Ей и так несладко пришлось, когда Наташа… — Ларцев запнулся, помолчал. — В общем, имей в виду, Анастасия, если с Надей что-нибудь случится, виновата будешь только ты. И я тебя не прощу. Никогда.
— А ты, Володя? Ты сам ни в чем не виноват? Тебе не в чем себя упрекнуть?
— В чем я должен себя упрекать? В том, что обеспечиваю безопасность своей дочери? Они зацепили меня почти сразу после Наташиной смерти. Я разговаривал с тестем — он категорически против переезда в Москву. У них в Самаре дети и внуки, да и где бы мы стали жить все вместе? Денег на покупку большой квартиры у меня нет, обменять их жилплощадь на московскую — никаких шансов, у них две комнаты в огромной коммуналке. Мой отец — беспомощный больной старик, ему уже за семьдесят, он сам нуждается в уходе, и оставить на него Надю я не могу. Поверь мне, я перебрал множество вариантов. Хотел даже нанять женщину, вроде няньки, чтобы присматривала за девочкой, но оказалось, что мне это не по карману. Хотел сменить работу, но и здесь не вышло.
— Почему?
— Да потому, что там, где нужны мои знания, рядом крутится мафия, и мне снова придется выбирать: либо становиться преступником, либо день и ночь дрожать за дочку. Пришлось бы идти на совсем неквалифицированную и более низкооплачиваемую работу, а этого я себе позволить не могу. Знаешь, сколько стоит детская одежда? А школа, в которой Надя учится? Впрочем, откуда тебе знать, ты выше всего этого, тебе о детях заботиться не надо.
— Володя, ну зачем ты…
— Прости, Ася, сорвалось. Ты должна меня понять, у меня не было выхода.
— Ты мог бы сразу сказать об этом Колобку. Он бы обязательно что-нибудь придумал. Почему ты не доверился ему?
— Ты не понимаешь, Ася. Я — не единственный. Таких, как я, — много, очень много. Ты даже не представляешь, как широко они раскинули свою сеть. Их человеком может оказаться любой, даже любой из нас, если хочешь.
— И Колобок тоже?
— И Колобок тоже.
— Не верю. Этого не может быть.
— А я этого и не утверждаю. Я только хочу, чтобы ты поняла: они могут найти подход практически к любому, потому что прекрасно информированы и знают о каждом из нас больше, чем мать родная. Пусть Колобок честен, но, стараясь мне помочь, он рано или поздно натолкнется на их человека, информация тут же уйдет, и меня возьмут за горло. Если бы я мог быть уверен, что во всем МУРе я один такой выродок, я бы, ни секунды не сомневаясь, побежал за помощью к Гордееву. Или, например, к тебе. Но в том-то и беда, что нас много, и мы друг друга не знаем.
— Выходит, они полностью нами управляют и мы совершенно беспомощны перед ними?
— Выходит, что так.
— Тебе о них хоть что-нибудь известно? Да сядь ты, наконец, не подпирай дверь, у нас разговор не на пять минут. И разденься заодно.
Ларцев медленно, словно нехотя, отошел от двери, снял куртку и небрежно бросил ее на пол. Настя поняла, что ноги плохо слушаются его, поэтому движения Ларцева были вялыми и неуверенными. Он посмотрел на часы.
— Мне нужно успеть на метро, пока оно не закрылось. В два часа они будут звонить.
— Ничего, — усмехнулась Настя, — позвонят сюда. Им прекрасно известно, куда ты отправился, ведь так? К тому же им гораздо приятнее будет поговорить наконец со мной, чтобы убедиться, что ты их не обманул и что тебе в самом деле удалось меня застращать. Так что тебе о них известно?
— повторила она свой вопрос, когда Володя уселся в кресло напротив нее.
— Немного. Они обращались ко мне всего два раза, по разным делам. В первый раз — больше года назад. Помнишь убийство Озера Юсупова?
Настя кивнула.
— Но оно же раскрыто. Разве нет?