Украденный сон

— Раскрыто, — подтвердил Ларцев. — Но там был такой хитрый момент… Короче, нужно было убрать из дела показания одного из очевидцев. На доказательства виновности обвиняемого это никак не влияло, на объективную сторону состава преступления — тоже. Все равно это было убийство с особой жестокостью, что с этими показаниями, что без них. Но вот мотив убийства коренным образом менялся. Ты ведь помнишь, наверное, что в суд оно пошло как совершенное из хулиганских побуждений. А этот очевидец слышал, как убийца разговаривал с Юсуповым, и из этого разговора становилось понятным, что Юсупов был связан с одним из банков, через которые отмывались деньги, полученные от незаконного вывоза оружия и стратегического сырья из Ижевска. Юсупов смошенничал, положил в карман большую сумму, и директора банка его наказали в назидание потомкам. Вот эти показания и надо было убрать, как будто их и не было.

— Как же ты это сделал? Выкрал протокол из уголовного дела?

— Ну, зачем так грубо. Из дела протокол украсть можно, много ума не надо, а с памятью того, кто вел допрос, что прикажешь делать? А так в деле появился другой протокол, в котором тот очевидец признавался, что в момент первого допроса находился в состоянии наркотического опьянения, а в самый момент преступления ничего толком не видел и не слышал, потому что как раз перед этим «укололся» и ждал «прихода». Вот и все.

— Классная работа! — восхищенно сказала Настя. — И сколько тебе за это заплатили?

— Нисколько. Меня держат Надей, а не деньгами. Страх, Ася, куда более сильный стимулятор, чем жадность. Просто удивительно, как тебе до сих пор удалось продержаться, не испугавшись.

— А кто тебе сказал, что я не испугалась? Я даже замок в двери сменила, не говоря уж о том, что поселила здесь Чистякова.

— Говорят, ты и к телефону не подходишь?

— Стараюсь.

— Бесполезно, Ася, ты сама видишь. Пусть ты не боишься за отчима — он сам может за себя постоять. Твоя мать далеко. К тебе не так просто подобраться. Но ты же не бросишь на произвол судьбы одиннадцатилетнюю девочку, правда?

— Правда. Так что будем делать, Ларцев? У нас с тобой есть два часа, чтобы придумать, как вызволить твою дочь. Объясника мне, как это произошло.

— Вчера мы с ней были в гостях у Ольшанских. Костя долго мялся, потом сказал, что ты меня подозреваешь и переделала заново всю работу по убийству Ереминой. Я, конечно, обрадовался. Раз мои фокусы кто-то обнаружил, меня больше нельзя использовать, поэтому от меня должны отстать. В тот же вечер я им об этом сообщил. А сегодня они забрали Надю и сказали, что я должен сделать все возможное, чтобы воздействовать на тебя. Раз ты все равно меня подозреваешь, я могу действовать открыто, потому что от скрытого давления ты каким-то образом умудряешься уворачиваться.

— Каковы их требования?

— Ни ты, ни Чернышев, ни Морозов не должны и близко подходить к издательству «Космос». Как только они убедятся в твоей добросовестности, они вернут Надю домой.

— А если я пообещаю, но обману их?

— Погоди, это еще не все. Завтра утром ты вызываешь домой врача и берешь больничный. Несколько дней сидишь дома, никаких лишних контактов ни с Гордеевым, ни с Чернышевым, ни с Морозовым. Общаться можно только по телефону.

— Из этого следует, что мой телефон прослушивается?

— Да. Дальше. Ты завтра же утром звонишь Гордееву и говоришь, что твоя версия лопнула, а больше ничего ты придумать не можешь, и дело можно приостанавливать по-настоящему, а не для видимости. Звонишь отсюда, чтобы они могли проконтролировать. Потом звонишь Ольшанскому и говоришь ему то же самое. Потом Чернышеву и Морозову. Как только в «Космос» кто-нибудь сунется, об этом немедленно станет известно, и это отразится на Наде. Она у них в руках, и при малейшей тревоге… И не пытайся выйти из квартиры. Об этом тотчас же узнают. Тебе все понятно?

— Нет, не все. Во-первых, мне непонятно, как ты ухитрился вчера вечером сообщить им о разговоре с Ольшанским. У тебя есть телефон для связи?

Или они сами тебе ежедневно звонят?

— Нет у меня никакого телефона. Есть условный знак, которым я даю понять, что мне нужно войти с ними в контакт.

— Какой знак?

— Ася, не делай из меня идиота. Я хочу только одного: чтобы моя дочь была в безопасности. Для этого я должен обеспечить выполнение их требований. Я должен тебя остановить. Если я скажу тебе, как войти с ними в контакт, ты опять что-нибудь затеешь. Я должен думать в первую очередь о Наде, а не об интересах борьбы с преступностью. А ты стараешься меня перехитрить.

— Значит, не скажешь?

— Нет.

— Ладно. Еще вопрос: почему им нужны гарантии только в отношении меня? Они не боятся, что Чернышев и Морозов сами продолжат работу?

— Нет, не боятся. Ты в этом деле — главная, если ты скажешь, что работа закончена, значит, так и есть. У них других дел по горло.

— А если я скажу что-нибудь другое?

— Твой телефон прослушивается, не забывай. Одно неверное слово — и Надя…

— Ладно, поняла, — раздраженно перебила Настя. — Ты не думал о возможности спрятать ее? Отправить куда-нибудь, что ли. Или организовать ее охрану, через того же Колобка, например.