— Господи, ну почему ты не понимаешь таких простых вещей! — с отчаянием в голосе произнес Ларцев. — Надя — заложница. Меня сразу предупредили, что попытайся я хоть что-то предпринять, они меня просто-напросто уберут, и моя дочь останется сиротой и будет воспитываться в детском доме. Может, я дурак и сволочь, может, я слабак и подонок, но я хочу, чтобы моя дочь выросла здоровой и по возможности счастливой. Это что, по-твоему, преступление? Разве я не имею права этого хотеть и к этому стремиться? Это ненормально и порицается общественной моралью?
— Успокойся ты, ради Бога, — устало вздохнула Настя. — Я им все скажу, как надо.
— И сделаешь, как надо?
— И сделаю. Но ты должен отдавать себе отчет, что Колобку о тебе все известно. Он может просчитать ситуацию. В таком случае он мне не поверит и сделает по-своему.
— Откуда ему известно? Ты сказала?
— Нет, он давно знает. Поэтому и отстранил тебя от дела Ереминой. Подожди, не сбивай меня. Я хотела что-то еще спросить…
Настя зажмурилась и прижала пальцы к щекам.
— Вспомнила. Ты сказал, что я в этом деле — главная, поэтому Чернышев и Морозов послушаются меня беспрекословно. Верно?
— Верно.
— Это твое личное мнение или тебе об этом кто-то сказал?
— И то, и другое. Я тебя не один год знаю, с Морозовым знаком, а с Андреем много раз вместе работал. Могу точно определить, как у вас роли распределились.
— А кто тебе сказал?
— Они сказали, кто ж еще.
— Видно, тебя неплохо подготовили к разговору со мной, даже аргументами заранее вооружили. Только вот откуда они знали, что я в группе главная? От тебя, Ларцев?
— Нет, честное слово, не от меня. Я сам удивился, откуда они знают.
— Ну хорошо. — Она с трудом поднялась с дивана. — Пойду кофе сварю, а то голова совсем не соображает.
Ларцев тут же вскочил и шагнул к двери.
— Я пойду с тобой.
— Зачем? Я Чистякова в свои дела не впутываю, можешь не беспокоиться.
— Я пойду с тобой, — упрямо повторил Ларцев. — Или ты останешься здесь.
— Да ты в своем уме? — возмутилась Настя. — Ты что, мне не веришь?
— Не верю, — твердо сказал Ларцев, но в лицо ей посмотреть не осмелился.
— Интересно получается. Ты примчался ко мне на ночь глядя просить о помощи, а теперь выясняется, что ты мне не доверяешь.
— Ты все еще не понимаешь. — Чем дальше, тем с большим трудом он говорил. Казалось, каждое слово причиняет ему невыносимую боль. — Я не за помощью пришел. Я пришел заставить тебя сделать то, что они требуют, чтобы вернуть мою дочь. Ты поняла? Заставить, а не просить. О каком доверии ты говоришь, когда у тебя в голове только одни задачи, которые ты так любишь решать, а у меня — беспомощный напуганный ребенок, моя единственная дочь, оставшаяся без матери. Мы не союзники, Анастасия, мы с тобой — противники, хотя, видит Бог, мне больно от этого. Если ты посмеешь сделать хоть что-нибудь, что может повредить Наде, я найду способ остановить тебя. Навсегда.
С этими словами Ларцев достал пистолет и продемонстрировал Насте полностью снаряженную обойму. Настя поняла, что он уже на грани срыва, коль угрожает оружием ей, своему товарищу по работе, к тому же женщине. «Нельзя его злить, — подумала она. — Я, идиотка, разговариваю с ним как с равным, как с коллегой, как с человеком, способным здраво и логично рассуждать. А он — просто помешанный, убитый горем несчастный отец».
— Ну что ты говоришь, Володенька, подумай сам, — мягко сказала она. — Если ты меня убьешь, тебя посадят, и тогда Надя уж точно попадет в детский дом. Каково ей будет расти не только без матери, но еще и с отцом-убийцей?
Ларцев впился взглядом ей в лицо, и Насте стало не по себе.
— Меня не посадят. Я убью тебя и твоего Чистякова так, что меня никто никогда не разоблачит. Можешь не сомневаться, я это сумею.
Дверь осторожно приоткрылась, в комнату заглянул Леша.
— Ребята, может, вам кофе…
Взгляд его рассеянно скользнул по фигуре Ларцева и замер, остановившись на сжатом в опущенной руке пистолете.
— Что это? — недоуменно, но вовсе не испуганно спросил он. Оружия в Настиной квартире он никогда не видел.
— Это, Лешенька, пистолет системы «Макаров», табельное оружие майора Ларцева, — с трудом скрывая раздражение нелепостью ситуации ответила Настя, стараясь говорить как можно спокойнее. Она не хотела пугать Лешу и в то же время пыталась дать Ларцеву шанс, подхватив легкий тон, перевести все в шутку и выйти из того состояния полубезумного оцепенения мысли, в котором он пребывал.
— И… зачем это здесь?
Настя перевела взгляд на Ларцева, надеясь, что он сейчас скажет что-нибудь смешное и разрядит обстановку. «Ну же, — мысленно просила она, — скажи Леше, что ты учил меня правильно держать оружие, или что ты описывал мне в красках подробности какого-нибудь задержания, улыбнись, убери пистолет, тебе же самому противно, тебя воротит от всей этой ужасной ситуации, так вот тебе открытая дверь, выйди из нее с честью».
Но Ларцев стоял с каменным лицом, глядя куда-то в стену, поверх Настиной головы. Она поняла, что его «заклинило». «Черт бы его взял, ведь и вправду может выстрелить, — с отчаянием подумала Настя. — А умирать-то не хочется…»