Украина и соседи: историческая политика. 1987-2018

Впрочем, у историков были свои сложности, видимо, потому, что в обеих странах доминировал запрос на национальный нарратив, выполняющий культурно-легитимирующую функцию в условиях кризиса идентичности. В Польше этот кризис больше был связан с процессом вхождения в ЕС и поиском оснований своей «европейскости». Украина переживала сложности несколько иного рода: здесь все более очевидными становились проблемы с культурно-исторической легитимацией особого варианта политической полиэтнической нации, не в последнюю очередь из-за затянувшегося процесса исторической, культурной и политической легитимации «титульного» этноса.

В обеих странах эксклюзивный национальный/националистический нарратив памяти предполагал особое внимание к жертвенным и героическим аспектам национальной истории, практически связанным в единое целое. На Украине схема перетекания одних этапов национально-освободительной борьбы в следующие за ними предполагала некий стерильный жертвенно-героический образ ОУН и УПА (организаций, ответственных за массовые убийства и изгнание польского населения на Волыни). Безоговорочное признание ответственности указанных организаций за эти деяния означало необходимость вступить в противоречие с господствующим нарративом; это было не под силу большинству историков, так или иначе втянутых в дебаты, тем более что большинство из этого большинства этот самый нарратив и создавали. Не стоит забывать и о том, что в советской мифологии ОУН и УПА были представлены исключительно как пособники нацистов, поэтому при обращении к теме, с одной стороны, нередко срабатывал реабилитационный синдром (для апологетов), с другой — инерция советской традиции, где ОУН и УПА представали исключительно как коллаборационисты и «враги народа».

К моменту начала открытых публичных дискуссий о Волынской трагедии и выхода темы на арену большой политики украинские и польские историки уже имели собственную историю разбирательств по «трудным вопросам». Именно так называлась серия конференций и изданий материалов этих конференций, начавшаяся в 1997 году по инициативе Всемирного союза ветеранов Армии Крайовой, польского журнала «Карта» и Союза украинцев Польши[803]. Методика работы конференций и публикации отчетов о них была достаточно простой: участники определяли круг наиболее проблемных вопросов (собственно, эти вопросы возникли сами собой в ходе более широких дискуссий), во время семинара его участники высказывали свою точку зрения, потом рабочая группа составляла список формулировок, по которым возникали противоречия, затем готовилось совместное заявление и публиковались материалы (стенограмма дискуссии, финальный протокол и заявление).

В центре внимания был период 1939–1947 годов и предшествовавший ему период Второй Речи Посполитой. Уже на первых конференциях стало очевидным, что фактография событий не вызывает особых разногласий. В фокусе дискуссий оказались прежде всего интерпретации, объяснения причин конфликтов и терминология. Если с польской стороны по поводу событий на Волыни преимущественно звучали термины «уничтожение», «этническая чистка» и даже «геноцид», то украинские историки в большинстве стремились к более нейтральным — «украинско-польский конфликт», «Волынская трагедия», наиболее радикальное — «Волынская резня».

Не удалось достигнуть согласия и по поводу причин событий на Волыни: умеренная часть польских историков не только указывала на идеологию ОУН как на первопричину трагедии, но и признавала ответственность польского правительства за антиукраинские эксцессы 1930-х, однако при этом настаивала на том, что все это не оправдывает убийства мирных жителей. Украинские историки стояли на том, что без учета польской государственной политики в «украинском вопросе» в межвоенный период и действий Армии Крайовой и польской полиции по отношению к украинцам во время нацистской оккупации нельзя оценивать и ОУН — УПА — в таких заявлениях явственно проступала идея оправдания действий украинских националистов.

В 2003 году Союз украинцев Польши прекратил финансирование этих конференций — именно из-за серьезных расхождений по поводу оценки еще одного «трудного вопроса» — операции «Висла» (1947). Последний семинар (Львов, июнь 2008 года) оказался тринадцатым по счету. Было издано десять томов материалов, которые могут служить наглядным свидетельством того, как поиск «своей правды» уводит от поисков истины. «Трудные вопросы» не удалось разрешить коллективно — на уровне индивидуальных работ; как наиболее взвешенные и лишенные оправдательно-обвинительной риторики можно отметить труды Гжегожа Мотыки с польской стороны и Игоря Илюшина с украинской[804].