Украина и соседи: историческая политика. 1987-2018

Авторы вписывали свои рекомендации в рамки идеи «единого учебника» и помимо прочего предлагали «ориентировать профессиональное сообщество историков на разработку при участии представителей органов государственной власти методологически обоснованных критериев выявления попыток фальсификации исторических событий и оценки ущерба, наносимого обществу деструктивным информационным воздействием»[197].

Судя по всему, эти предложения в конечном итоге не повлияли на содержание учебников (по крайней мере тех, которые в 2015 году появились в рамках инициативы «единого учебника»)[198]. Однако терминология и политическая направленность доклада свидетельствуют о наличии достаточно радикальных представлений об исторической политике среди части российского высшего политического истеблишмента.

В целом постсоветское пространство во многом повторяет сценарии и практики исторической политики «Восточной Европы». Это связано не только с общностью исторического опыта, но и с наличием общего конституирующего Другого. Общее наследие определило и общие пути разбирательства с этим наследием, что, в свою очередь, способствовало подражательству и заимствованиям. На Украине по образу и подобию польского был создан институт национальной памяти, похожий проект разрабатывался в России, в Молдове некоторое время действовала комиссия, копировавшая опыт исторических комиссий стран Балтии, наблюдались откровенно подражательные проекты создания мемориальных комплексов.

Подобно своим собратьям из «Восточной Европы», культурные и политические элиты постсоветского пространства оказались не очень восприимчивы к идее признания ответственности за Холокост (разумеется, речь идет о европейской части).

Роль главного конституирующего Другого в исторической политике постсоветских государств парадоксальным образом была подхвачена российским правящим классом, в очередной раз увлекшимся идеей «особого пути» и проявившим готовность поддерживать идею особой миссии своей страны в мире со всеми вытекающими последствиями. Для соседей же «особый путь» России был свидетельством ее неоимперских амбиций.

В то же время на постсоветском пространстве четко прослеживаются явные отличия от практик исторической политики «Восточной Европы». Здесь отсутствовали или наблюдались разве что в эмбриональной форме любые варианты «переходного правосудия» (обычно они ограничивались формальной реабилитацией жертв политических репрессий). Восстановление этнонационального нарратива в большинстве случаев радикализировалось постколониальными синдромами. Доступ к архивам репрессивных органов советских времен был или кратковременен, или непоследователен. «Декоммунизационная» составляющая исторической политики также была непоследовательной и несистемной, очень зависимой от колебаний политической конъюнктуры.

В какое воображаемое политическое и культурное пространство вписывается в данном случае Украина? С конца 1980-х она дрейфовала из постсоветского в «восточноевропейское» пространство исторической политики, демонстрируя некоторые общие тенденции, определяемые как общностью ряда элементов исторического опыта, так и заимствованиями (например, создание специализированных институций и мест памяти, присутствие России как конституирующего Другого). Россия физически присутствовала в поле украинской исторической политики как через собственные институты (информационные агентства, интернет-сайты и телеканалы, Россотрудничество, Институт стран СНГ), так и через союзников в виде «организаций соотечественников» и украинских политических партий. В отличие от своих непосредственных соседей на западе Украина мало испытывала влияние «евросоюзной» исторической политики, хотя ряд акторов и декларировал свою приверженность «европейским принципам».

После короткого периода конца 1980-х — начала 1990-х на Украине на общенациональном уровне не осуществлялось последовательных и системных попыток рассчитаться с советским прошлым — вплоть до начала кампании «декоммунизации» 2015–2017 годов. Эта кампания была довольно карикатурной копией «декоммунизационных» практик стран Балтии и Восточной Европы. Важной особенностью Украины является и то, что здесь исторически сложились регионы с разными типами коллективной/исторической памяти, что предопределило сложности с поисками инклюзивной модели исторической памяти.

Раздел ІІ Акторы

В этом разделе мы рассмотрим основных акторов, действующих в сфере исторической политики. Начнем с государственных институтов, затем обратимся к негосударственным организациям и закончим рассмотрением роли профессиональных историков в разработке и реализации исторической политики. Мы ограничимся простым описанием функций интересующих нас акторов, содержательная сторона их деятельности будет рассмотрена в следующем разделе.