Открытое письмо[307]
украинистов (зарубежных и отечественных), адресованное президенту Украины П. Порошенко и спикеру парламента В. Гройсману с призывом отклонить два из четырех мемориальных законов[308], не возымело действия. П. Порошенко подписал все законы, пообещав внести в них изменения потом, а директор УИНП сочинил ответное письмо, содержание которого никак не свидетельствовало о готовности к диалогу, более того, содержало обвинения в адрес некоторых из подписантов в подыгрывании врагам Украины[309].Принятие «мемориальных законов» не сопровождалось анализом общественного мнения, особенно с учетом региональных различий. В декабре 2014 — январе 2015 года (то есть за 4–5 месяцев до скоропостижных решений парламента), согласно опросу фонда «Демократические инициативы имени И. Кучерива» и социологической службы
Например, распад СССР, с идеологическим наследием которого были призваны бороться эти законы, негативно оценивался в Донбассе 70 % опрошенных, в Нижнем Поднепровье — 49 %, на Слобожанщине — 52 %. Негативное отношение к Организации украинских националистов (ОУН), зачисленной одним из «мемориальных» законов в список почитаемых государством борцов за независимость, высказали 68,4 % респондентов в Донбассе, 49,2 % в Нижнем Поднепровье, 38,6 % на Слобожанщине. Похожие пропорции наблюдались и в отношении к Украинской повстанческой армии (УПА), также легитимированной в новых законах[310]
.Нельзя сказать, что представители УИНП пребывали в неведении относительно этих настроений. В одном из программных документов УИНП находим четкую ссылку на то, что на Украине наличествует «конфронтация нескольких моделей памяти между поколениями и на межрегиональном уровне. В основе этих моделей — разное восприятие коммунистической идеологии, советского исторического опыта и украинского освободительного движения»[311]
. Решение этого конфликта руководство УИНП усматривает в форсированной «декоммунизации»: устранении из публичного пространства символов советско-ностальгического (имперско-ностальгического) нарратива и замене их символами национального/националистического.Характер имплементации указанных законов осенью 2015 — в начале 2016 года также продемонстрировал конфликтогенность действий УИНП в сфере исторической политики. «Декоммунизация» как таковая (изъятие из публичного символического пространства символов коммунистической эпохи) в общем не вызывала особого сопротивления в обществе (тем более что массовый революционный энтузиазм зимы 2014 года, вылившийся в антикоммунистический иконоклазм, уже выдохся), но была воспринята большей его частью как несвоевременная и ненужная на фоне более актуальных задач (например, преодоление социально-экономического кризиса). По данным одного социологического опроса (август 2015 года), 35 % респондентов относились к «декоммунизации» категорически отрицательно, 55 % — умеренно отрицательно, 10 % — «относительно лояльно»[312]
. Согласно другому опросу (май 2015 года, онлайн-опрос), 52 % респондентов считали, что в стране есть более срочные и важные проблемы, чем «декоммунизация», 46 % были сторонниками принятия таких законов сейчас или в будущем[313].Фактически основным направлением деятельности УИНП стало вытеснение советско-ностальгического (и рудиментов имперского) нарратива памяти, а также продвижение и навязывание обществу национального/националистического нарратива в рамках эксклюзивной модели коллективной памяти и соответствующего типа исторической политики. Для соблюдения политического этикета институт демонстрирует элементы инклюзивной модели в некоторых проектах (например, в нарратив о Второй мировой войне включаются элементы советской истории), но они явно теряются на фоне доминирующей идеи — украинского культурного (этнического) национализма; этот нарратив полностью исключает символику, ассоциируемую с «наследием тоталитарного режима» (название войны — Вторая мировая и полный отказ от названия «Великая Отечественная», коммеморативная дата — 8 мая вместо советского 9 мая, символ — цветок мака вместо советской гвоздики). Вторая мировая война представлена через участие в ней прежде всего этнических украинцев. Неким отступлением от генеральной линии можно считать и включение сюжетов о Холокосте в общую репрезентацию.
УИНП после его воссоздания в 2014 году стал инициатором того типа исторической политики, который если и предполагает диалог и примирение, то скорее как некую дань требованиям извне (например, со стороны «Запада»). В целом деятельность института несет серьезный конфликтогенный потенциал, особенно в контексте усугубления различий региональных вариантов коллективной памяти.