Украина и соседи: историческая политика. 1987-2018

Бюджет УИНП в 2015 году составил 8,7 млн гривен (приблизительно 364 тыс. евро), из них 3 млн гривен предназначалось на «мероприятия по реализации государственной политики в сфере восстановления и сохранения национальной памяти», а 5,7 млн — на руководство этим процессом[299]. В проекте государственного бюджета на 2016 год предполагалось финансирование УИНП в объеме 11 млн гривен (около 440 тыс. евро). Реально финансирование составило 8,4 млн. гривен. В 2018 бюджет института радикально увеличился — до 57 млн. гривен (около 2 млн евро), за счет средств, выделенных на строительство «Мемориального комплекса Героев Небесной Сотни». Предельное количество сотрудников УИНП не может превышать 70 человек (из них 67 — со статусом государственных служащих).

Впрочем, скромное финансирование и такая же инфраструктура не помешали новому составу УИНП развернуть бурную деятельность, серьезно будоражащую общество. Институт поспешил выйти на международную арену: присоединился к Европейской платформе памяти, установил контакты с Польским институтом национальной памяти. Директор УИНП заявил о неких политических амбициях, вплоть до создания в парламенте «исторического лобби», и о том, что институт заработает «на полную» в 2015 году[300].

Судя по всему, замысел на какое-то время удался: в революционно короткие сроки сотрудникам института удалось написать четыре «мемориальных» закона, провести их через комитеты Верховной рады и добиться их утверждения парламентом[301] — несмотря на то что все четыре закона получили весьма критические замечания Научно-экспертного управления Верховной рады как из-за их юридической несостоятельности, так и по причине наличия риторики, неуместной в законодательном акте[302] (подробнее см. раздел III, главу 1).

То обстоятельство, что все они были приняты с нарушением регламента и «по ускоренной процедуре» (законы прошли путь от регистрации до вынесения на пленарную сессию за неделю — поистине спринтерское время, на обсуждение законов депутатам понадобилось 42 минуты)[303], достаточно четко продемонстрировало новый стиль деятельности руководства УИНП и «исторической фракции» в парламенте, контуры которой ситуативно совпали с политическими контурами коалиции, находящейся у власти.

Правовой культурой и процедурами пожертвовали ради политической целесообразности (скорее правило, чем исключение для Верховной рады). Само «обсуждение» законов имело ритуальный характер, со скандированием лозунгов и речами в стиле уличного митинга. Сам директор УИНП не отрицал того, что в сверхскоростном режиме принятия мемориальных законов инициаторы руководствовались именно политической целесообразностью — нужно было успеть, к осени 2015 года «окно возможностей» для принятия таких законов, по его мнению, закрылось из-за распрей в правящей коалиции[304].

Этот стиль несколько расходился с широковещательными заявлениями руководства УИНП. В декабре 2014 года, как раз в период подготовки упомянутых законов, один из тогдашних руководителей УИНП в интервью газете «Зеркало недели» сказал следующее: «УИНП — это инструмент общественного диалога. Существование Института не является самоцелью. Он должен провести диалог вокруг наследия тоталитарного прошлого. Задача Института — преодоление стереотипов и мифов, сформированных советской пропагандой, раскрытие тайных архивов репрессивных и партийных органов СССР, сохранение памяти о трагических и героических страницах борьбы за свободу и достоинство человека, преодоление конфликтов памяти, критическое осмысление прошлого». Он же сообщил о том, что институт готовит четыре законопроекта. Из них два: о доступе к архивам репрессивных органов СССР и об основах национальной политики памяти — якобы готовились к общественному обсуждению[305]. При этом директор УИНП настаивал на том, что главной задачей института является создание «легитимных инструментов для преодоления тоталитарного прошлого»[306].

Нетрудно заметить, что уже в начале деятельности института диалога не получилось, что же касается «легитимных инструментов», то их бенефисом можно считать упомянутую историю с принятием «мемориальных законов». Скорость и кулуарность их разработки, а также характер их принятия исключали какое-либо их общественное обсуждение. Замечания юристов к тексту законов были просто проигнорированы. Но и в дискуссии, развернувшейся постфактум, была проигнорирована точка зрения той части общественности, которую нельзя отнести к оппозиции, но взгляды которой при этом не совпадали с идейными установками и амбициями руководства УИНП.