Украина между Россией и Западом: историко-публицистические очерки

— Еще в середине 1990-х Вы предупреждали о том, что не учитывать этнографическую специфику Юго-Востока крайне опасно. Тогда Вас не услышали. А теперь случилось то, что случилось. Как все эти годы должна была действовать Украина, чтобы сохранить Крым и не допустить кровопролития в Донбассе?

— Скажу откровенно, я не был в восторге от распада СССР. Когда начиналась наша самостоятельная жизнь, признал реалии, но никогда не думал, что Украина станет такой, какой она стала.

Еще в 1990-е годы в своих статьях и книгах я стал писать о необходимости федерализации Украины. И до сих пор убежден, что это оптимальный путь развития нашей страны. Ведь посмотрите, что происходит: пришел президент из Днепропетровска — днепропетровский клан правит Украиной; пришел президент из Западной Украины или тот, который олицетворяет себя с ней, — власть у галичан; донецкий президент пришел — стали донецкие преобладать. А потом донецкие схлестнулись с галичанами. Клановость правящих режимов ни к чему хорошему никогда не приводила. Для достижения мира и согласия на Украине должно быть 9-10 регионов, и чтобы каждый из них имел свое представительство в парламенте. Таким образом мы получим нулевой идеологический вариант. У нас будут регионы со своими этнокультурными особенностями, исторической памятью и ментальностью, и ни один из них не будет навязывать свои ценности и предпочтения остальной Украине.

Признаюсь, у меня нет ликования по поводу ухода Крыма. Не тешит подобная перспектива и для Донбасса, которая из-за саботирования Минских соглашений становится все более реальной.

Есть только чувство горечи от того, что с нами не хотят жить.

Большинство стран давно поняли, что унитарный строй — не панацея. Украина при унитарном строе потеряла Крым, теряет Донбасс. А если бы мы были федерацией, возможно, сумели бы их сберечь. Но у нас каждого, кто озвучивает идею федерализации, сразу записывают в сепаратисты. Вот и в мой адрес тогда понеслось: «Толочко продвигает эту идею по заданию Кремля!»

Когда-то я был оптимистом и не верил в то, что Украина может стать большой Галичиной. Сегодня я убеждаюсь, что мы постепенно ею становимся. Идеология, герои, ценности — все переносится оттуда. При этом наши традиционные, вековые ценности вытесняются и уничтожаются. Через колено ломают нашу украинскую идентичность. Для меня это личная трагедия. С одной стороны, я не мыслю себя без Украины, с другой — понимаю, что это уже не моя Украина, это другая страна.

Европейские объятия и одиозный Хмельницкий

— Когда-то Черчилль сказал: «Если мы поссорим прошлое с настоящим, то потеряем будущее». Похоже, нас это предостережение не пугает. Мы продолжаем искать врагов среди бывших героев. Хмельницкий на очереди?

— Да, он уже становится подозрительной личностью, поскольку привел нас в «москальское рабство». Спекулируют на теме Переяславской рады, говорят о том, что никаких юридических документов там принято не было, людей собралось совсем немного и объединение было нелегитимным. На самом же деле Переяславская рада стала актом присяжным, ратификационным.

Киевская старшина во главе с Богданом Хмельницким обратилась к царю Алексею Михайловичу с прошением о принятии под высокую царскую руку. В конце 1653 года последовало решение Земского собора принять Войско запорожское. А в Переяславе уже была принесена присяга верности царю, при этом присутствовала вся казацкая старшина, что олицетворяло нашу тогдашнюю государственность. После Переяслава боярин Бутурлин, принимавший присягу Хмельницкого на подданство России, проехал еще по 182 полковым и сотенным местечкам и принял такую же присягу от них на верность русскому царю.

Поэтому легитимность Переяславской рады и акта объединения или присоединяя была несравненно более высокая, чем все, что было до этого. Например, когда была учреждена Люблинская уния, нас в нее впихнули, не спрашивая, хотим ли мы этого, а тут все-таки была соблюдена легитимность.

Но сегодня никто не хочет задуматься: а почему Богдан Хмельницкий вынужден был обратиться к России? Да потому, что стало невмоготу. Мы теряли свою идентичность, фактически потеряли свой язык — государственным языком был польский, и о малороссийском никто не вспоминал. А наши митрополиты? Знаменитый Петр Могила писал свои произведения на польском языке. Польские кляшторы и костелы дошли уже до Новгород-Северского, была фактически потеряна православная иерархия. Ее восстановили в 1620 году, но она едва дышала.