Украина между Россией и Западом: историко-публицистические очерки

Практически каждому из племенных княжений соответствует своя археологическая культура, памятники которой покрывают большие территории. Их социальные центры в летописи названы «градами». В рассказе об основании Киева читаем: «И створиша городокъ во имя брата ихъ старѣйшаго»[158]. Говоря об уличах, летописец замечает, что те сидели по Днепру до моря «и суть грады ихъ и до сего дне»[159].

Археологические исследования выявили такие ранние городки в Киеве, Чернигове, Зимно, Пастырском, Битице, Хотомеле, Колочине, Тушемле, Изборске, Пскове, Старой Ладоге и др. Типологически все они очень близки между собой и определенно являлись административными центрами племенных союзов[160].

В свое время П. Н. Третьяков применил по отношению к раннесредневековым племенным или, точнее, межплеменным центрам термин «эмбрион города»[161]. При всей условности он в целом верно отражает социальную сущность восточнославянских градов VI-VIII веков. Видеть в них истоки древнейших городов так же естественно, как и в племенных княжениях — начало древнерусской государственности.

Исследуя проблему происхождения древнерусских городов, я пришел к выводу, что ранние восточнославянские «грады» социально и стадиально очень близки к таким же центрам западных славян (Макульчицы, Стары Замки, Ленчица, Шелиги), а восточнославянские союзы племен или княжения политически напоминали раннегосударственные образования моравов и словаков (государство Само), полянский и мазовшанский союзы племен в Польше[162].

О наличии у восточных славян собственной общественно-политической организации еще до прихода варягов наглядно свидетельствуют военные походы Олега против них. Цель этих походов — подчинить местное население новой киевской власти. «Поча Олегъ воевати древляны, и примучивъ я, имаше на них дань по черной куне». «Иде Олегъ на сѣверяне, и побѣди сѣверяны, и възложи на нь дань легъку, и не дасть имъ козаромъ дани платити»[163]. Вслед за древлянами и северянами Олег распространил даннические отношения и на радимичей. С уличами и тиверцами, как отметил летописец, новый киевский князь находился в состоянии войны.

«Примучиванием» восточнославянских княжений пришлось заниматься и преемникам Олега, причем по несколько раз одних и тех же. Из летописной статьи 913 года следует, что поход Игоря на древлян был вызван тем, что они после смерти Олега вышли из подчинения Киеву: «Затворишася отъ Игоря по Олговѣ смѣрти»[164]. В результате нового похода на них была возложена дань еще большая, чем при Олеге. Неумеренные даннические аппетиты Игоря закончились, как известно, восстанием древлян и казнью киевского князя[165]. Окончательно покорить древлян удалось только Ольге. Дважды ходил на вятичей Святослав, в результате чего они также оказались данниками Киева: «В лѣто 6474. Вятичи побѣди Святославъ, и дань на нихъ възложи»[166].

К сожалению, лаконичные летописные известия не сохранили (за редким исключением) имена племенных князей, которых «примучивали» первые киевские Рюриковичи. На этом основании некоторые исследователи вообще не находят им места в ранней государственной структуре Руси, отдавая приоритет варягам.

Между тем административно-политическая система восточных славян, сохранявшаяся практически неизменной вплоть до административных реформ Святослава и Владимира, хорошо отражена в летописи. Говоря об укладах на Киев, Чернигов, Переяславль, Полоцк, Ростов, Любеч и другие города, летописец в статье 907 года отметил, что «по тѣмь бо городамъ сѣдяху велиции князи подъ Ольгомъ сущее»[167]. Содержательно близкие записи находятся и в договоре 911 года. Послы «от рода Рускаго» представляли не только Олега, но и «всѣхъ, иже суть подъ рукою его, свѣтлых бояръ», а греки должны были хранить любовь «кь княземъ же свѣтлымъ нашимъ Рускым и къ всѣмъ, иже суть подъ рукою свѣтлаго князя нашего»[168]. В договоре 944 года говорится, что большое русское посольство было направлено в Царьград «отъ Игоря, великого князя рускаго, и от всякоя княжья, и отъ всѣхъ людий Руския земли»[169].

Мимо этих не совсем понятных летописных дефиниций не прошел ни один историк Киевской Руси. Объяснение они получили разное. Одни (М. П. Погодин, С. М. Соловьев, Х. Ловмянский, А. В. Назаренко и др.) видели в «князьях под Олгом сущих» или во «всяком княжье» договора 944 года членов семейства Рюриковичей, другие (С. В. Юшков, Б. Д. Греков, Б. А. Рыбаков, П. П. Толочко и др.) полагали, что летописец под этими определениями имел в виду местных славянских князей, покоренных центральной киевской властью[170].

М. С. Грушевский, обратив внимание на стабильное число послов в договорах, считал, что оно отражало «состав государства из двадцати княжеств до середины Х века». При этом не исключал, что в некоторых уже могли быть князья, посаженные из Киева, но в большинстве «нерушимым оставалось собственное управление и свои князья»[171].