Активность Чернина не следует толковать как указание на то, что он всерьез замышлял отказаться от почти завершенного соглашения с украинской стороной — соглашения, которое в то время выглядело гораздо более многообещающим, чем оказалось позднее. Чернин не мог бы ожидать поставок продовольствия из Украины, если бы она попала в руки большевиков. Он знал, насколько важны были украинские поставки для России, знал, что Троцкий добровольно от них не откажется, особенно в момент, когда Красная гвардия вела успешное наступление против войск Центральной рады. Очевидно, что подлинные причины переговоров Чернина с Троцким в канун подписания договора с Украиной и разрыва с большевиками состояли в следующем: 1) стремление ослабить критику внутри Австро-Венгрии положения, когда предлагается соглашение с Украиной и демонстрируется неспособность заключить аналогичную сделку с Россией; 2) попытка свести к минимуму негативное влияние, которое такое развитие событий могло оказать на нейтральные государства и союзников; 3) уверенность в том, что не был упущен ни один шанс убедить Троцкого принять условия центральных держав.
Несомненно, Кюльман руководствовался аналогичными соображениями, когда решил 8 февраля вести переговоры с Троцким через Розенберга, всего за несколько часов до того, как договор с Украиной стал реальностью. Можно добавить, что и Троцкий способствовал этим переговорам в последний час, хотя и не начинал их сам. Отчаянно пытаясь каким-то образом блокировать подписание неминуемого соглашения с Радой, Троцкий создавал у Кюльмана впечатление, что он готов к продолжению дискуссии, а тому, следовательно, нужно действовать соответственно. Кюльман, должно быть, достаточно серьезно полагал, что этот последний шанс договориться с Троцким был бы чреват угрозой отставки, если бы кайзер настоял на выдвижении ультиматума до заключения договора с Украиной. Таким образом, не колебания Кюльмана под воздействием Верховного командования армии, как утверждают многие австрийские источники, но, скорее, условия Германии и отказ Троцкого принять их являются причинами провала этих переговоров в последний час.
Эти переговоры никак не отразились на подготовке окончательного проекта договора с Украиной. Он был готов для подписания в утренние часы 9 февраля 1918 года. Церемония подписания проходила в довольно праздничной обстановке, официальные круги Германии считали заключение договора событием большого значения. По этому случаю австрийский кайзер Карл выпустил манифест. Германский кайзер Вильгельм II обратился также к народу с торжественным заявлением, в котором подчеркнул, что мир между центральными державами и Украиной был достигнут «в дружеской атмосфере», что нельзя отрицать.
Представители центральных держав, включая графа Чернина (даже если он и чувствовал себя униженным в связи с тем, что был вынужден вести дела с «молодыми людьми» из Украины), воспринимали украинских делегатов всерьез и обращались с ними как с равными партнерами. И Кюльман, и Гофман искренне восхищались молодыми представителями Рады в Бресте. По словам Кюльмана, «они держались смело и благодаря своему упорству заставили Чернина принять все то, что было важно с их национальной точки зрения». Даже Троцкий при всей своей неприязни к делегатам Рады вел с ними неофициальные переговоры и признавал, что их следует принимать всерьез.
Много говорилось и писалось о соперничестве в ходе переговоров в Брест-Литовске между ведомством имперского канцлера, особенно его секретарем по иностранным делам Кюльманом, и армейским Верховным командованием, или, точнее, генералом Людендорфом. Между сторонами в разное время разногласия, несомненно, существовали. Что касается восточных территорий, это было главным образом различие мнений по германскому плану территориальных приобретений в Прибалтике и Польше — проблеме, которая выходит за рамки данного исследования. Хотя Людендорф, действительно, критиковал некоторые действия и заявления Кюльмана в Бресте, а также демонстрировал нетерпение в связи с медленным прогрессом на переговорах, в целом между сторонами не было реальных противоречий в отношении Украины. Ярким примером такой критики стало отношение Людендорфа к ответу центральных держав на «Основы мирных переговоров» петроградского делегата Адольфа Абрамовича Иоффе, которые Чернин зачитал на встрече 25 декабря 1917 года и которые требовали согласия в принципе с большевистской формулой мира «без аннексий и контрибуций». Людендорф энергично протестовал против этого, и в результате его возражений генералу Гофману с одобрения Кюльмана пришлось сообщить Йоффе во время обеда в частном порядке, что эта формула не распространяется на Польшу, Литву и Курляндию, поскольку эти территории уже воспользовались своим правом на самоопределение.
Очевидно, в Бресте невозможно было принять никакого важного решения без специального одобрения Верховного армейского командования. Но нет оснований утверждать, как это часто делается, что договор продиктовали генералы.