Нелегко установить относительную важность вышеприведенных соображений. Согласно Хансу Дж. Бейеру, в поведении Германии в Бресте преобладали военные соображения. С Другой стороны, Фолькварт Йохан считает, что вопрос укрепления морали был наиболее важным. В самом деле, немцы с середины 1917 года чрезвычайно встревожились падением морального духа внутри страны и на фронте. «Наше наибольшее беспокойство в данный момент вызывает, однако, упадок национального духа, — писал Гинденбург кайзеру 27 июня 1917 года. — Его следует оживить, или мы проиграем войну». Разумеется, позднее в этом году, после провала неограниченной подводной войны, вступления в войну Соединенных Штатов, ухудшения продовольственного положения, забастовок в промышленности, мятежей и т. д. проблема укрепления морального духа немцев стала даже более актуальной. И все же другие авторы, например Эрвин Хёльце и Эрих Фолькман, подчеркивают обеспокоенность германских военных угрозой революционной большевистской пропаганды. Они считали одним из наиболее эффективных способов сдержать ее распространение — поощрение и поддержку сепаратистских движений среди нерусских народов восточных территорий.
Договор с Украиной, таким образом, стал не естественным следствием длительного и четко обозначившегося процесса политического планирования в Германии, но просто результатом ряда военных и экономических соображений, вызванных продолжительным периодом бесконечной войны и решимости довести войну до победного конца или, по крайней мере, до «почетного и справедливого» урегулирования. Часто драматизируемые разногласия между Верховным командованием вооруженных сил и ведомством имперского канцлера, особенно в лице госсекретаря по иностранным делам Кюльмана, оказывали на Украину гораздо меньшее влияние, чем на другие территории, к примеру Польшу и Прибалтику. Следует также помнить, как указывает Карл Хельферих, что «русского великана взорвал не договор в Брест-Литовске. Наоборот, этот договор стал результатом такого взрыва. Территориальные вопросы, решавшиеся в Бресте, возникли в результате дезинтеграции Российской империи». Более того, в период, предшествовавший началу мирных переговоров в Брест-Литовске, немцы не оказывали прямого и значительного влияния на процесс дезинтеграции Российской империи и рост различных национальных движений на ее территории.
Следовательно, договор с Украиной нужно рассматривать как начало эксперимента, предпринятого немцами отчасти неохотно и направленного на распространение влияния и власти рейха на обширные территории Восточной Европы. Сам договор определил лишь рамки, и не особенно четкие, для разработки какой-то политики Германии в отношении Украины и ее соседей на будущее.
Австрия в основном делала акцент на экономических преимуществах, которые она надеялась извлечь из договора с Украиной. Именно Чернин называл договор «хлебным миром». И австрийский премьер-министр Эрнст фон Зайдлер выражался в том же духе во время обращения к нации по случаю заключения договора. С другой стороны, кайзер Германии и Верховное командование вооруженных сил больше склонялись к оценке военных преимуществ, которые они ожидали от договора. Оценивая договор Брест-Литовска через несколько лет, Вильгельм II отмечал, что «во время заключения договора существовала необходимость отдать предпочтение военным соображениям» и что в договор «пришлось включить условия, гарантировавшие нашу безопасность до конца войны». Гинденбург приводил такие же доводы: «Отпадение от старой империи приграничных государств в результате мирных условий явилось, на мой взгляд, главным военным преимуществом».
Политологам оставалось оценивать договор с Украиной в контексте с долговременными политическими задачами. Они тоже подчеркивали экономическое значение договора. В то же время они выражали, однако, убеждение, что Украина станет постоянным и важным фактором на Востоке, который будет учитывать Германия. Например, князь Максимилиан фон Баден заявил в интервью, что образование Украины станет «фактором прочного умиротворения в истории Европы». Кюльман высказывался аналогичным образом, заявляя, что идея украинской государственности навсегда останется влиятельным фактором в России и Восточной Европе. Среди немцев превалировало, однако, мнение, что договор с Украиной был всего лишь временным документом, который, с точки зрения Хельфериха, следовало значительно модифицировать, а с точки зрения Ратенау, его следовало вовсе отбросить как «меру предосторожности» военного времени. Деятель, сменивший Кюльмана на посту министра иностранных дел, адмирал Пауль фон Гинце, тоже отзывался весьма критически о договоре Брест-Литовска.