— Ладно! Раз так, то возьму я вас в сыновья и вам вместо отца родного буду. Слушайтесь меня, а я из вас людей сделаю, научу, как жить, от правды не отставая.
Согласились они и пошли с тем дедом. Идут темными лесами, широкими полями. Идут и идут, вдруг видят — стоит хатка такая нарядная, беленькая, в вишневом саду, цветами обсаженная. Выбегает из хаты дивчина, такая красивая, сама как цветок.
Глянул на нее старший брат и говорит:
— Вот если бы мне эту дивчину посватать, да еще чтобы были у меня волы и коровы!
А дед-отец и говорит:
— Ладно, идем сватать! Будет тебе и дивчина, будут тебе и волы и коровы. Живи счастливо, да только правды не забывай!
Вот пошли они сватать дивчину эту. Высватали ее, свадьбу справили, и вот уже старший брат хозяином сделался и остался жить в этой хате.
Идут они дальше, уж втроем. Глядь — стоит опять красивая хатка, а рядом ней водяная мельница, и прудок, и красивая дивчина что-то делает возле хаты — такая работящая. Вот глянул средний брат, да и говорит:
— Кабы мне на такой дивчине жениться, да чтоб была у меня и мельница и прудок и сидел бы я на мельнице, вот и был бы я хлебом на всю жизнь обеспечен.
А дед-отец и говорит:
— Хорошо, сынок, так и будет!
Пошли они в ту хату, посватали дивчину; уже средний брат к той дивчине в приймы идет. Вот справили свадьбу, а дед-отец тогда и говорит:
— Ну, сынок, живи теперь счастливо да смотри правды никогда не забывай!
И пошли себе дальше уже вдвоем: дед-отец и младший сын.
Идут, вдруг видят — стоит бедная хатка, и выходит из хаты дивчина, такая собой красавица, как звездочка ясная, а такая бедная, что латка на латке. Вот младший брат и говорит:
— Кабы мне на дивчине этой жениться, то мы бы работали, и хлеб бы у нас был, и не забыли бы мы и про бедных людей — и сами бы ели и людям уделяли б.
А дед-отец и говорит:
— Ладно, сынок, так и будет. Смотри ж только, правды не забывай!
Женил и этого и пошел себе по свету странствовать.
А три брата живут. Старший брат так разбогател, что и каменные дома себе построил, и червонцы копит, да только о том и думает, как бы ему побольше денег нажить, а о том, чтоб бедному человеку помочь, и не вспоминает, очень скупой был. Средний брат тоже разбогател. Стали за него батраки работать, а сам он только лежит, ест, пьет да за порядком следит. Младший так себе живет: если дома что есть, то и с людьми поделится, а как нету, то и так себе проживет.
Вот пошел дед-отец по свету… Пошел, а потом возвращается — посмотреть, как там его сыновья живут да от правды не отстают ли. Приходит к старшему странником убогим… Тот по двору ходит… Он кланяется, говорит:
— Коли милость ваша, подайте милостыньку!
А тот говорит:
— Хе, не такой ты уж старый, захочешь — заработаешь, я сам недавно на ноги встал.
А у него богатства всякого, что прямо-таки страх: дома каменные, стога, амбары, скота полные загоны, магазины добром полные, деньги… А милостыни не подал!
Пошел дед. Отошел, может, так с версту, остановился, оглянулся на хозяйство да на это добро — так все добро вдруг и запылало.
Пошел он тогда к среднему брату. Приходит, а у того и мельница, и прудок, и хозяйство крепкое, и сам он на мельнице сидит. Вот поклонился дед низко-низко и говорит:
— Дай, добрый человек, хоть малость мучицы: я человек бедный, есть мне нечего.
— Жаль, — говорит, — я еще и себе-то не намолол. Много вас тут таких шляется!
Пошел дед, отошел немного, оглянулся — так мельницу пламя и охватило.
Приходит дед к третьему брату. А тот живет бедно, хатенка маленькая, только чистенькая. Пришел, да такой сделался оборванный, весь в лохмотьях.
— Дайте, — говорит, — ради Христа, хоть хлеба кусочек!
А тот мужик и говорит:
— Ступайте, — говорит, — дедушка, в хату, там вас накормят и дадут.
Входит он в хату; жена как глянула на него, что такой он оборванный, и пожалела его, пошла в клеть, принесла штаны, рубашку принесла, дала ему. Надел он… А когда надевал, глянула она, а у него на груди такая рана большая, такая страшная!.. Усадили они его за стол, накормили, напоили. А мужик потом и спрашивает:
— Скажите мне, дедушка, отчего это у вас на груди рана?
— А это, — говорит, — такая рана у меня, что от нее скоро мне помирать придется. Только день мне и остался жить.
— Вот горе, — говорит жена, — а лекарства-то разве от нее никакого нету?
— Есть, — говорит дед, — да только никто того лекарства не даст, хотя каждый и может.
Тогда мужик:
— А чего бы не дать? Если б мог я! Скажите, какое?
— Да такое, — говорит дед, — что если б хозяин взял сам да и сжег свою хату и сгорело бы вместе с ней и все добро его, а потом взять того пеплу и засыпать мне рану, то она и зажила бы. Да разве ж найдется такой человек на свете, чтоб сделал это?
Призадумался младший брат, долго думал, а потом и спрашивает жену:
— Ну как, жена, думаешь?
— Да так, — говорит жена, — хату мы второй раз наживем, а как умрет добрый человек, то уж второй жизни у него не будет.
— Ну, если так, — говорит муж, — то выноси детей из хаты.