Украинские рассказы

– Ладно. Только смотри, у меня сосед рядом с ружьем, если что, тотчас прибежит

– Спасибо

На пороге стояла явно городская невысокая женщина средних лет с выбивающимися из-под шапки рыжими волосами, На улице шел снег с дождем, её дорогой, ярко-красный пуховик промок насквозь, очки запотели. Ильинична впустила гостью в сени, заперла дверь, но в комнаты приглашать не спешила. С одежды и мокрых сапог уже начала натекать на тканый коврик прихожей вода.

– Я сына ищу, Игорем зовут, может видели? – женщина заискивающе улыбнулась

– Оккупанта что ли?

– Кого?

– Оккупанта говорю

– Да какой он оккупант. По призыву служил, куда послали, туда и поехал. Военком говорит, сам захотел контракт подписать. Да не верю я этому. Мальчишка совсем, 19 лет всего.

– У отец в 19 лет немецкие поезда под откос пускал, а в 20 уже погиб. Ладно, показывай фотку, только очки достану.

– Вас как зовут? – женщина достала из кармана платок и протирала мокрые очки

– Неважно. Показывай

– Вот. Только тут он в гражданском и волосы длинные.

С фотографии смотрел молодой парнишка с длинными белыми волосами и на удивление густыми черными бровями.

– Нет, не видела – помолчав с полминуты, ответила Ильинична

– Если что вспомните, позвоните, пожалуйста. Фотографию оставлю, я их много распечатала. Вот на обороте телефон мой. Меня Майя Евгеньевна зовут

– Коли вспомню, позвоню

– Спасибо Вам большое! До свиданья

Закрыв дверь на засов, Ильинична присела на крепкий табурет в сенях. Думала, уж хуже не будет, ан нет. Хотелось поплакать, но слезы не шли.

Солдатика она помнила, как не помнить. Он с приятелем постучался в дверь, когда на улице уже стемнело. Ильинична подумала, что пришел сосед Володька, принес обещанный мешок картошки в обмен на пару банок солений, которых у неё было в избытке. Дверь по этому случаю была не закрыта, и когда раздался стук, Ильинична лишь крикнула: «Заходи, открыто».

Выйдя в сени, вместо соседа Володьки она увидела двух мальчишек в военной форме с белыми повязками на рукавах. Для Ильиничны все мужчины младше 30 был мальчишками, но эти двое и правда, были сущими пацанами, из воротников измазанных глиной подмокших бушлатов выглядывали цыплячьи шеи, кадыки на которых казались непропорционально большими. Висящие через плечо автоматы выглядели так же чужеродно, как скрипка в руках дворника.

– Бабушка, у вас еды не найдется? Мы заплатим. Правда, у нас только рубли – спросил стоявший чуть впереди парнишка с короткими белыми волосами, скомканную шапку-ушанку он держал в руках

– Зачем мне ваши рубли, что мне с ними делать

– Тогда часы возьмите, эпл вотч. Вам-то не к чему, но продать можно, они тысяч 30 стоят. Второй день не кушали

– Нет ничего, шагайте восвояси. Оккупанты!

– Бабушка, да какие мы оккупанты, мы и стрелять то толком не умеем. Дайте хоть сала кусочек или хлебушка!

– Не дам ничего. Шагайте откуда пришли, там и ешьте, сколько влезет. Не уйдете, так топор возьму. Ильинична уж лет 10 как перестала бояться смерти и бесстрашно напирала на людей с оружием. Те напора не выдержали, пятились, пятились и наконец, вышли. Ильинична выдохнула, перекрестилась и закрыла дверь на засов.

Володька тем вечером так не пришел, а сама она идти к нему в темноте побоялась. Тем более, где-то были слышны выстрелы, хотя может и показалось. Сосед, крепкий, несмотря на прожитые 60 лет, мужик объявился только на следующий день к обеду

– Ты где был? Я тя вчера весь вечер прождала, ирод.

– Так стреляли вчера Ильинична, я и не пошел. А утром кум заезжал, считай мой ровесник, так нет же, в самооборону записался. Говорит они вчера с патрулем на БМП проезжали, а тут русские солдатики по хатам ходят, мародеры видать. Наши им: «Стоять!». Надо было руки поднять и стоять спокойно. А те, дураки, в кусты ломанулись, ну их и положили. Кум мне и говорит: «Всё живые души, похорони говорит, как положено».

– А ты чего? – спросила Ильинична

– А куда мне деваться, не чужой человек просит. Да и проставится потом. Прикопал у церкувшки за оградой. Крестик один на двоих поставил. Попа бы позвать, да куда-то делся как назло. Тебе картошку то куда поставить?

– Неси в погреб. Заодно огурцы там возьми. Да самогонку, смотри, не трожь. У меня померено всё.

Кум ушел, а Ильинична выпила рюмку самогонки, что позволяла себе не чаще раза в год, и ещё с час сидела у стола, глядя в окно невидящими глазами.

Выйдя из последней в селе избы, в которых где горел свет, Майя Евгеньевна с надеждой посмотрела на небо, одежда совсем промокла, а холодный мартовский дождь и не собирался заканчиваться. Здесь никто про Игоря ничего не слышал. Надо было идти пока совсем не стемнело. До следующего села было четыре километра по проселочной, изрядно подмокшей дороге, может там кто видел сына.