Украинско-российские взаимоотношения в 1917–1924 гг. Обрушение старого и обретение нового. Том 2

Так в конце 1920 г. начал оформляться основной костяк украинской политической эмиграции. А на территории Украины не осталось сколько-нибудь организованных вооруженных сил, способных и готовых продолжить Гражданскую войну. Победа осталась за Красной Армией, питательной средой которой были социальные низы – рабочие и беднейшие крестьяне. Именно они стремились к установлению правопорядка, олицетворенного коммунистами, желали перейти к новой, справедливой жизни.

Относительно имеющих в историографии место дискуссий о завершающей грани Гражданской войны на территории Украины, попыток искусственно пролонгировать ее и на 1921, и на 1922 и даже на 1923 гг., следует заметить следующее. Несмотря на отдельные спорадические, маломасштабные проявления общественного недовольства, всплески – столкновения эмоций, иногда выливавшиеся в силовые и вооруженные эксцессы, в общем-то понятные и объяснимые для переломного исторического рубежа, чего отрицать не стоит, процессы, определявшие и наполнявшие жизнь украинского народа, нации, всех жителей региона с рубежа 1920–1921 гг., в решающей степени предопределялись вступлением в качественно новую эпоху – мирного созидания нового строя. И именно этот критерий представляется главным, основным.

Х. От войны к миру

1. Нэп и хозяйственные детерминанты объединительных тенденций

Начало 1921 г. в России и Украине прошло под знаком перемен. Война, хотя и с мелкими арьергардными «боями», решительно отступила с политической авансцены, а народы все более захватывали уже мирные планы и проблемы. Вехой и определенным символом радикального излома стал переход к новой экономической политике. Желание приступить к реализации созидательной программы революции вызрело давно. Помешала война. Она же обнаружила, порой весьма остро и болезненно, недостатки, недочеты, ошибки, провалы первых социалистических экспериментов хозяйствования советской власти. Многие и многие ждали перемен, надеялись на кардинальное изменение ситуации, верили в то, что наконец-то в новом русле жизнь станет иной – содержательной, наполненной гармонией и высоким творческим смыслом. Ведь для этого подымались на революцию, ломали ненавистные устои, вводили новые порядки, защищали их в ожесточеннейших битвах против сил старого, как представлялось, – изжившего себя, ветхого и уходившего в прошлое – мира.

О нэпе, его значении в исторической поступи народов написано очень много и в отличие от воинственно-критических оценок «военного коммунизма» общая тональность историографических студий оказывается сравнительно более «мягкой», лояльной, хотя говорить о консолидированной позиции исследователей также явно не приходится[674].

В целом же, коротко говоря, была предложена такая политика, которая открывала перспективу развития, и, как подтвердит практика, отвечала интересам большинства людей, хотя не везде и не всеми (речь в первую очередь о партийно-советских руководителях и в центре, и на местах) была надлежащим образом принята, оценена, подчас вызывала даже определенное противодействие. В основном пугал возможный откат от завоеванных позиций. Однако, в данном случае важен не общий взгляд на историческую оценку курса, его роль в преобразовательных процессах, а специальный ракурс, который высветился нэпом: актуализация проблем взаимодействия, сочетания хозяйственной деятельности, образовавшихся за годы революции и Гражданской войны национальных советских республик. Как бы масштабные, везде весьма похожие вооруженные действия не нивелировали жизнь в регионах, подгоняя основные процессы и выпавшие на долю народов испытания под «общий шаблон», процессы самоопределения и государственного строительства в различных частях некогда единой страны получили своеобразие, успевали закрепляться в особенностях, отмечавших подход к решению тех или иных экономических задач.