Украинско-российские взаимоотношения в 1917–1924 гг. Обрушение старого и обретение нового. Том 2

2) Считать его (то есть В. Винниченко – В. С.) окончательно принятым в партию. Приглашать как всех членов партии ЦК на заседания Политбюро»[783].

В черновике протокола пункты имели другой порядок. Что касается содержания документа, то надо сказать, что дополнительные требования к заявлению В. Винниченко не совсем понятны.

Относительно кулачества в заявлении говорилось (как, впрочем, и в официальных документах РКП(б)) о «злостной социально-враждебной сопротивляемости кулаков и их идеологов, являющихся в настоящее время последней опорой и надеждой раздавленной крупной буржуазии и мирового империализма»[784]. Что же касалось национального государства, то, конечно, членов Политбюро ЦК отпугивало откровенное декларирование равноправия УССР и РСФСР.

Следует сказать, что фамилия В. К. Винниченко в упомянутом протоколе (№ 46) присутствует не только в специальном, шестом пункте, но и в восемнадцатом, посвященном Д. З. Мануильскому. Последний был назначен руководителем делегации УССР на мирных переговорах с Польшей в Минске. И именно по этому поводу Политбюро приняло решение: «Поездку т. Мануильського на мирные переговоры просить ЦК РКП отменить и делегировать вместо него т. Винниченко, а в случае отказа просить ЦК РКП дать члена коллегии Наркомзема»[785].

Как видно, Политбюро ЦК КП(б)У уже рассчитывало на В. Винниченко как на высокопоставленного чиновника. Вместе с тем, очевидно, высшая большевистская инстанция в Украине не была уверена в том, что с ее предложениями согласится официальная Москва.

Владимир Винниченко не удовлетворился принятыми решениями. Он и в дальнейшем настаивал на нереализованном требовании, которое было для него главным, рассматривалось как единственный гарант получения реальной власти – введение его в состав Политбюро ЦК КП(б)У. И высший партийный орган большевиков Украины вынужден был 9 сентября еще раз рассматривать заявление В. К. Винниченко. Было решено: «Считать невозможным формальное включение тов. Винниченко в Политбюро до очередного пленума ЦК, считая в то же время, что приглашение и право присутствовать на всех заседаниях Полит. и Орг. Бюро дает полную возможность принимать активное участие в руководстве Парт. и Сов. Работой»[786].

На том же заседании был рассмотрен и вопрос «Официальная публикация сообщения о Винниченко» и по этому поводу была принята к сведению информация Я. А. Яковлева (Эпштейна) о том, что вопрос будет предварительно решен ЦК РКП(б)[787].

Однако информация о назначении В. К. Винниченко заместителем председателя Совнаркома УССР и наркомом иностранных дел через Украинское телеграфное агентство попала в газеты[788]. Сразу же поползли слухи о смене курса правительства, об укреплении украинизаторских, самостийнических тенденций. Заговорили даже о возможной замене Х. Раковского в должности председателя СНК В. К. Винниченко. Последний же начал всерьез думать над первоочередными задачами, в частности над решением кадровой проблемы.

Информация из Украины оказалась в известной степени неожиданной для ЦК РКП(б). В связи с этим, по поручению В. Ленина, в российское телеграфное агентство (РОСТА) был направлен запрос, на основании каких документов напечатано сообщение из Харькова о правительственных назначениях В. К. Винниченко[789]. Уже 11 сентября В. Ленин ознакомился с пояснительной запиской заместителя ответственного секретаря РОСТА относительно публикации «непроверенного сообщения Украинского телеграфного агентства из Харькова» о назначении В. К. Винниченко заместителем председателя Совнаркома Украины и предложил секретарю ЦК РКП(б) Н. Н. Крестинскому объявить от имени ЦК строгий выговор Украинскому агентству за публикацию непроверенной информации, с предупреждением о более строгом взыскании, если подобное повторится[790].

Характерно и примечание составителей ленинских документальных сборников, согласно которому объявление было опубликовано, но «назначение не состоялось».

Реакция В. К. Винниченко на полученную информацию (возможно, отчасти и недостоверную) была молниеносной и далеко не всем понятной. Решив, что реальных рычагов влияния на политический курс УССР он не получил, политик и художник, не особенно распространяясь, срочно уехал из Харькова в Москву, а через несколько дней навсегда оказался в эмиграции[791].