Украинско-российские взаимоотношения в 1917–1924 гг. Обрушение старого и обретение нового. Том 2

Наверное, нельзя абстрагироваться, например, от рефлексий официальной Москвы, особенно И. В. Сталина, учитывая его государственный и партийный посты, на поведение лидеров крымско-татарской общности в годы революции и Гражданской войны. Как известно, последние конъюнктурно метались между ориентациями на Турцию, Германию, Польшу (в 1920 г. даже пытались «выбить» у Лиги наций мандат на управление Крымом, как территорией с неразвитым, требующим унизительного колониального надзора над населением для Речи Посполитой[861]). В основе таких беспринципных метаморфоз лежали стремления во что бы то ни стало, любым, пусть самым предосудительным способом оторвать Крым от России, тем более – от Советской России. Учитывая уровень традиционного влияния в среде татарского населения национально-религиозной элиты (в то, что она в эмиграции не изменит своего отношения к советской власти, сомнений практически не возникало), небеспочвенными оставались опасения относительно возможных сепаратистских проявлений именно со стороны крымских татар, составлявших хотя и не большинство, но все же немалый удельный вес жителей полуострова – как отмечалось – около четверти.

Наверняка было бы непростительным заблуждением доказывать, что найденный и претворенный в жизнь статус многонационального Крыма в советской системе был идеален, абсолютно безупречен (если вообще подобные изобретенные модели с неизбежным субъективным компонентом могут иметь место в архисложных областях общественного сознания и жизни). Но вряд ли стоит оспаривать и то, что рассматриваемые документы во многих существенных моментах были рассчитаны на упреждение нежелательных проявлений, массовых эксцессов.

Вряд ли для кого бы то ни было могло быть секретом, что советские лидеры, партийное руководство РСФСР могли недооценивать военно-стратегическую роль Крыма в бассейне Черного и Средиземного морей. Упустить возможность влияния в этом геостратегическом регионе было просто немыслимо, как исходя из соображений преемственности исторических традиций, так и несомненных планов превращения советской страны в одного из мировых центров.

Сопровождая анализ вышеупомянутых реальных фактов, принятых решений авторскими соображениями, нельзя пройти и мимо того, что в дальнейшем ни руководство СССР, ни ученые (по крайней мере, в академической среде), наверное, не могли не иметь определенных сомнений относительно того, что удалось найти вариант, гарантированно исключавший череду негативных проявлений в сфере национальных отношений в Крыму. Не потому ли, в фундаментальном сборнике «Образование СССР», где, среди других документов, приводится множество постановлений, решений, резолюций о создании, определении принципов функционирования автономных республик и областей РСФСР[862], Крымская Автономная Социалистическая Советская Республика ни разу даже не упоминается, а как «Крымский полуостров (Крым)» называется лишь в некоторых официальных документах общего характера[863]. Возможно, тут проявилось стремление уйти от возможных «неудобных» вопросов, вызывавших известные затруднения при оценке исторического опыта 30-х – 40-х годов.

Как бы там ни было, ноябрьскими (1921 г.) решениями Москвы и Симферополя была поставлена окончательная точка (по крайней мере, на достаточно длительную перспективу) и в вопросе о границе между Украинской Социалистической Советской Республикой и Крымской Автономной Социалистической Советской Республикой.

Обретенный обоими государственными образованиями статус явился, с одной стороны, прямым следствием революционных сдвигов 1917–1921 гг., с другой стороны – на долгие годы и десятилетия определил характер взаимоотношений между Украиной и Крымом.

Возникшие в процессе определения границы некоторые не очень существенные разногласия (отчасти – отзвук и пролонгация ситуации революционных лет) были без особого напряжения и трудностей улажены (хотя к определенным моментам – их порождала жизнь – приходилось волей-неволей возвращаться вплоть до середины 20-х гг.).

До взаимного антагонизма и даже сколько-нибудь серьезного обострения при этом дело не доходило, что в целом достаточно серьезно отличало ситуацию в Азово-Черноморском регионе от опыта разрешения аналогичных проблем на северных и восточных линиях размежеваний Украины с Россией[864].